Нонна Беспалова - Скрипачка и Пилот, или На двух берегах

– Ну, Норка! Ну, сестра! И в пир, и в мир, и в добрые люди…. Как тебе только это удаётся! Димка обалдеет.

– Димка? А что твой Саша?

Ольга привстала перед зеркалом на цыпочки, чтобы представит себя на каблуках.

– Разругались вдрызг. Нет, ты представляешь, он начал ныть, что я ему жизнь испортила, что он из-за меня не женился. Да пошёл он… Никто не заставлял.

– Ты же сама говорила, вот Павлик подрастёт…

– Может и говорила. Что меня с Сашей ждёт? Тихое семейное счастье? Оно мне надо? Нет, мы с Димкой друг от друга никуда.

– Это что-то новое.

– Новый поворот…

Нора достала следующий комплект и Ольга, напевая, натягивала его на себя.

– Что он нам несёт… пропасть или взлёт…

Бархатные, расклешённые от бедра брюки и маленькая атласная блуза с голой спиной тоже сидели отлично.

– Ты не разберёшь, пока не повернёшь. Пока не повернёшь. Ля-ля-ля…. Отлично! Это мне на новогодний корпоратив у Димки в редакции.

Платье оказалось внатяг. В районе груди молния еле застегнулась.

– Не лопнет?

– Пустяки! Другой лифчик надену, всё будет тип-топ. В этом к себе в школу пойду. Норик, ты – золото. У меня впереди – новая жизнь!

– А у меня есть к тебе предложение. Давай Дима завтра отвезёт меня на квартиру в Гончарный. Я посмотрю, всё ли там есть. Докуплю, если чего-то не хватает. А послезавтра вы привезёте тётю Лёлю, и я заступлю на вахту. Пойдёт?

– Норка, не темни! Колись!

За то время, что Нора жила у тёти Лёли, они с Ольгой стали так близки, как нечасто случается даже у родных сестёр. У них не было секретов друг от друга и ни разу не случилось, чтобы одна из них что-то выболтала или как-то подвела другую.

– Новый знакомый обещал в театр сводить.

– Где ты его успела подцепить, в самолёте?

– В самолёте.

– Не боишься? Я бы тебе не советовала…

– Он пилот.

– Пилот самолёта? Ну, Норка! Узнаю брата Васю…. Хотя чему я удивляюсь? В тебе всегда было что-то такое…. Ты не обижайся, но я не могу понять, почему от тебя мужики с ума сходят. Вот со мной всё ясно: я блондинка, кудрявая, с формами, характер лёгкий, с юмором. Почему мужики стойку делают совершенно понятно. Мама твоя, тётя Таня, та была красавица, войдёт в комнату и всё осветит, как солнышко ясное. А ты другая. Ты, конечно, красивая, но не такая как тётя Таня, к тебе присмотреться надо.

– Наш приятель, художник, ты его видела, помнишь, Виталик Гилянов, называл это – «аромат желания». Мужчины этот аромат чувствуют и слетаются, как пчёлы на розовый куст. Всё это, конечно, неосознанно, на уровне подкорки…

– Ну, извини, теперь это научный факт – феромоны. Вокруг тебя феромоновое облако. Счастливая ты!

– Это я—то счастливая? Сорок два года, без мужа, без ребёнка, карьера сломана…. Если бы я была гейшей или светской львицей…. А я выросла в хорошей интеллигентной семье и это моё свойство скорее обуза, чем преимущество.

– Не греши, Норка! Сколько баб мается в одиночестве, а тебе это не грозит.

Неожиданно дверь в спальню открылась и вошла тётя Лёля.

– Какое элегантное платье! Это ты привезла, Нора? Тебе Оля надо под это платье похудеть килограмма на три.

– Мам, есть такая штука, называется «корректирующее бельё». Надеваешь и как будто на три кило похудела.

– Ну-ну. А что с чаем, девочки? Давайте чайку попьём.

– Давайте. Я почти всю селёдку съела, теперь так пить хочу.

После долгого чаепития Нора с трудом продержалась до девяти вечера, но потом начала зевать так, что казалось сейчас вывернуться челюсти. Она извинилась перед тётей Лёлей и Ольгой и ушла спать, не дождавшись прихода Олиного мужа Димы. По опыту перелётов Нора знала: разница во времени перестанет её мучить не раньше конца первой недели, и то для этого нужно выдерживать режим, постараться не спать днём и не есть ночью.

Нориному папе, Михаилу Борисовичу, хирургу-ортопеду с европейским именем, дилемму «ехать или не ехать» решать не пришлось. У Нориной мамы, Татьяны Дмитриевны, обнаружили меланому и её прооперировали на Каширке. Михаил Борисович слишком хорошо знал эту болезнь и возможности советской медицины, чтобы остаться с больной женой в разваливающейся стране. Ему предложили работу в Израиле, и они уехали, оставив дочь на попечении тётки.

Мама прожила ещё восемнадцать лет. Отец сделал всё, что мог. Маму наблюдали лучшие врачи. Папина страховка оплачивала любые процедуры и любые лекарства. Мама проходила курс лёгкой химии сначала каждые полгода, потом раз в год. Её оперировали при малейшей угрозе.