Эдуард Поздышев - Чёрная дыра. Сборник рассказов

– Вот! – вскинул руку священник и, указав на кресло, горестно произнес. – А я строил храм.

– Построили?

– Нет!

– У вас его отняли, – в тон священнику выдохнул я.

Вспомнил о знакомстве с настоятелем церкви, строившейся неподалёку от конторы. По его просьбе выхлопотал у начальства помещение под богадельню. Когда же церковь построили, назначили другого настоятеля.

– О нет! Эти храмы не отнимают – их теряют. Знали бы вы, сколько их здесь пустует!

Кажется, догадался, о чём говорит священник – смогу ли осмыслить?

– А я только и делал, что – думал, – сказал я.

Далеко позади смолкли звуки большого города.

***

Сначала думал о тех, кого видел – о чём они говорят. И слушая звуки большого города, улавливал мгновения тишины.

Когда же решился и перестал видеть и, вслушиваясь, шёл в темноте, то думал, что она бесконечна.

Но будто прибавили звук, и тишина осветила тьму. И вот снова вижу и слушаю журчание тишины, как неспешно поёт в ней время. Верится, что его должно хватить. Теперь уже не важно, иду или продолжаю находиться в кресле.

И думаю. О кладбище пустующих храмов, заросших словами, где в зарослях слов слова шефа: «…не нашел твоей могилы». О пустующем кресле и умчавшейся на авто Зинаиде, о королеве, плачущей над троном, и о том, что ещё не умер – в кладбищенской ограде нет моего кресла. Об исчезнувшей площади, об осени, вернувшейся в город, о зачеркнувшем горизонт дожде.

Вдоль реки проносятся люди, похожие на деревья, влекомые бурей. Словно листья, осыпаются фразы: «Привет», «Пока», «Люблю»…

Над рекой – снова город. Я не заметил, как возвратился.

***

Опали последние листья. Земля покрылась первым снегом. О, я не утратил способности чувствовать запахи – как же пахнут земля, снег и воздух! От лёгкой измороси стало влажным пальто.

Не нужно уже спешить – достаточно лишь подумать. Подумалось, что не важно, пустует ли кресло.

– А я вот всё думаю, – сказал шеф, – зачем тебе это?

– Да чтобы священник нашёл свой храм! – сказал я с улыбкой.

В этот раз шеф не взглянул на меня как на идиота, а, призадумавшись, неожиданно произнёс:

– Зачем храм, если нет могилы? Где нет меня, там нет ничего.

Вспомнились слова священника:

«Нет ничего».

И это после того, как я показал ему кресло. Подумалось:

«Да! Но ведь и я не увидел храм».

После встречи с шефом несколько дней не выходил из дома. В голове было так пусто, что не вспомнил даже о кресле. До того, что чуть не позвал Зинаиду. И понимал, что ещё немного, и она придёт сама. Однако отвлёкся и снова очутился в конторе.

На этот раз шеф заявил, что всё знает и спрашивать больше не будет, но всё равно спрашивал, пока я не понял, что спрашивает о Зинаиде. Когда же я перестал про неё вспоминать, то сразу прекратились расспросы. С тех пор почти не думал и о конторе.

И о доме не думал, так как всецело предался работе. Полгода вообще провёл как в угаре. Помню лишь, что лежал у ограды. Пальто на мне истрепалось. Я кричал, но не слышал собственного голоса. Мои крики заглушала звенящая тишина. И словно обволакивала, когда замерзал, и успокаивала, когда подступало отчаяние. Помню, всё всматривался в лица прохожих, но их одежды слепили глаза. Всё же порой улавливал на лицах гримасы. Через тишину доносились знакомые звуки. Понимая их значение, всякий раз удивлялся, недоумевая, почему морщатся они, а не я, и отчего у этих нарядных людей такой запах. Как-то среди них узнал священника, несмотря на то, что он был прозрачным. Посмотрев сквозь него и увидев церковь, заорал во всю глотку – так хотелось, чтоб он увидел. Но он не обернулся и, влившись в авто, растворился с ним в воздухе. Помню, как стало жаль его. Как перестала петь тишина. Потом меня засыпали мёрзлой землей. Мужики с лопатой на двоих были сильно расслаблены – едва присыпали и разбрелись. Затем я очнулся дома.

***

С тех пор везде, где бы ни находился, всегда видел церковь. И, чтобы не думать о ней, отворачивался, всякий раз вспоминая слова шефа о могиле. Церковь не исчезала, и я решил, что она нужна священнику. Невольно думая о могиле, порой оказывался у ограды. Однажды, просочившись сквозь неё, захотел войти и, не обнаружив дверей, не смог пройти через стену – дома и в конторе мне уже давно не нужны были стены. Я спрашивал у находившихся там, но никто меня не услышал. А захотев уйти, не смог ни о чём подумать – все мысли прикованы были к стене. И просто пошёл. И шёл очень долго, боясь оглянуться. Но не дошёл даже до ограды.