Антон Ульянов - История одиночества

записки на столе перед выходом, так как она вставала на два часа

позже меня. А вечером я приносил бы бутылку вина, какого-нибудь

вкусного сыра, мы сидели бы на диване и смотрели кино или гуляли,

или делали другие какие-то романтичные сопли.

Я был счастлив. Сколько же мало нужно для того, чтобы поднять

человеку настроение на несколько дней.

Действительно, эйфория от предвкушения перспективы такой

своеобразной близости преследовала меня, наверное, целую неделю.

И всю эту неделю, после работы, я ездил по магазинам.

Купил, привез и затащил в квартиру душевую кабину, раковину,

унитаз, кухню, холодильник, стиральную машину, стол, стулья, кровать,

телевизор, духовку, краны. Я купил все, ну или почти все, что, как я

считал, ей могло бы потребоваться. В эти дни мы совсем не общались.

В следующий раз мы увиделись ровно через неделю, в субботу.

Алина меня выдернула вечером погулять и позвонила Лере. Та

подошла.

Мы шагали вниз по Красному проспекту. У меня была бутылка

самогона, настоянного на каких-то орехах и Фанта. Мы отрывались.

В тот вечер мы снова много ходили, но в итоге уселись на лавках

на улице Ленина.

Диман, старый знакомый, он как всегда был на кирагазе, так

обрадовался нашей встрече, что подхватил меня с лавки подмышки,

поднял перед собой, обнял, да так крепко, что сломал мне ребро.

Сука, какого хуя люди так сильно сдавливают других? Ебанный пьяный

лосяра!

Когда нам наскучила буфетовская компания, как раз самогон

подошел к концу, и мы решили пойди в круглосуточный магазин,

расположенный на углу улиц Димитрова и Вокзальной магистрали,

и купить еще что-нибудь выпить.

Девочки очень долго решали, что выбрать, и мне пришла в голову

идея.

– Лошади или пираты? – спросил я.

– Что-о?

– Лошади или пираты?

– Что ты несешь?

– Блядь, Лера, просто ответь на вопрос!

– Лошади.

Я взял бутылку White Horse и Pepsi, и мы пошли обратно. В итоге

мы остановились у Водника и сели на ступени университета.

Алина все время говорила о Мехове и Кентурии, грузинах, о том,

как она влюблена в двух мужиков, но если с первым ей нравится

спать, то от второго она просто тащится, она не была уверена,

хотела бы переспать с ним, но уже пару лет, как мечтает о каждой

встрече, а недавно еще узнала, что Кентурия – известный московский

продюсер, и тут начала немного смущаться, думать о том, сможет ли

дальше общаться с ним также непосредственно.

Кентурии примерно пятьдесят, высокий крупный мужик с седыми

волосами и такой же седой бородой. Сколько раз я его видел, он все

время был в одном и том же голубом пиджаке изо льна или тонкой

джинсы. Я никогда с ним близко не общался, просто знал, что изредка

он появляется в нашей компании в Буфете и там пьет. Кентурия был

близким другом Джаггера, а Джаггер строил ему загородный дом где-

то на окраине города за Академгородком.

Затем у нас с Лерой случился легкий спор о том статуя Ленина

перед нами или там кто-то другой. Я никогда не обращал внимания

на этот памятник, а в кромешной темноте даже силуэт разглядеть

было сложно.

Лера встала и, перепрыгивая с одной ноги на другую, направилась

в сторону памятника, чтобы доказать свою правоту. Это был Ленин.

Алина спросила, как продвигается ремонт, я рассказал, что в среду

приедут устанавливать натяжной потолок, но у меня не получается

вырваться с работы, чтобы запустить работников в квартиру, так как

вечером вторника я должен ехать в Челябинск, в командировку.

Придется переносить на другой день.

Когда закончилась кола, я оставил девочек и пошел в Универсам,

благо он находился всего в двухстах метрах, из холодных напитков

там, почему-то, был только Mountain Dew, я взял его, рассчитался

на кассе и побрел обратно, по пути записав новое стихотворение,

посвященное Лере.

На следующий день, когда увидел Димана, он смутно помнил

о нашей вчерашней встрече. Этот здоровый лось даже не удосужился

извиниться после того, как я рассказал ему все.

Но в тот момент даже сломанное ребро не могло отвлечь моего

внимания от красоты юной девушки, сидящей по левую сторону,

выпрямив ноги на соседнее кресло, один за одним, делающей глотки

домашней водки.

Как же она прекрасна. Я наслаждался каждым мгновением, каждой

линией ее лица, изгибами тела, историями и, конечно же, смехом.

Я был влюблен.

Я прекрасно понимал, что у нас не может быть ничего серьезного,