Роман Сенчин - Перед снегом

Виктор Борисович постоял на крыльце, невольно любуясь изменившимся миром, вдыхая чистый, бодрящий, щекочущий ноздри морозцем воздух.

Старый, полуседой Шайтан, услышав хозяина, вылез из будки, заскрипела жалобно цепь. Потянулся, расправляя затекшее тело, встряхнулся, словно бы после купания.

– Что, брат, холодно? – спросил Виктор Борисович и тут же успокоил: – Ничего, супчику сейчас тебе сварганю, согреешься.

Пошел по двору, заметил кадку под стоком крыши… Поставил ее сюда с месяц назад, когда лили дожди, чтоб набралась водой, замокла, – сильно рассохлась она за лето, даже обручи не держались, – а сейчас того и гляди разорвет ее льдом.

Ткнул костяшками пальцев в стеклянисто-белесый блин на поверхности, тот, хрустнув краями, нырнул, выпустил на поверхность черноватую воду. Ничего, значит, не сильно приморозило. Но все-таки надо слить воду, – завтра может и всерьез прихватить. Это уже не шутки.

Первым делом растопил печь в летней кухне, поставил на нее бак, кастрюли. Принес в избу охапку дров, растопил и там.

И очень быстро, с готовностью, воздух ожил, задвигался, превращаясь из стылого в теплый и мягкий. Теплый, крепчая, давил холодный ниже, ниже, и, только б в печке работа не утихала, в конце концов размажет по полу, отыщет в самых потаенных углах.

Встала жена, умылась под рукомойником, накрыла на стол к чаю.

– Вот и лето кончилось, – вздохнула, глядя в окно.

Виктор Борисович хлебнул крепкого, до вяжущей оскоминки в горле, чуть подслащенного чая, бодро ответил:

– Ну, оно неплохое нынче выдалось. Грех жаловаться.

– Да-а…

Этим летом гостили у них и сын, и дочь со своими половинами и ребятишками. Семья сына пробыла почти весь июль, а семья дочери в конце июля – начале августа две с лишним недели. Несколько дней удалось и всем вместе пожить. Девять человек в общей сложности, за столом сидели впритык, не повернуться; дочь с мужем на вышке ночевали, где сеновал. Зато – самые лучшие дни, самые светлые, если всякие малоприятные мелочи не вспоминать… И по хозяйству молодые помогли очень – на грядках ни травинки лишней, помидоры, огурцы подвязаны, «виктория» обобрана, усы срезаны. Но и увезли с собой огородного добра вдоволь, по лесу пошуровали, по полянам, набрали и жимолости, и грибов, и дикой клубники, а она ни в какое сравнение с садовой не идет – меленькая, вроде полузасохшая, зато варенье – от одного аромата сладко становится.

В прошлом году лишь сын в одиночку на неделю заскакивал, дела у всех были, а нынче – вот, полная чаша. И хорошо, и можно еще теперь жить, вспоминая и ожидая, готовясь к новому такому же лету.

Виктор Борисович поставил пустую чашку на стол, поднялся:

– Н-ну, пойду, однако, меньшим братьям налаживать. Хлебца Шайтану выделишь?

Жена отрезала от буханки ломоть, подсказала:

– Там жир-то старый не забудь бросить. А то и так сколько лежит.

– Угу, угу, хорошо, что напомнила!

Еще в мае купили по дешевке три литра комбижира, но сами на нем готовить не смогли – будто пластмасса расплавленная, – добавляют теперь в собачье варево. Собака ведь на одном хлебе да дробленке не протянет.

Вдавив красную кнопочку, стал крутить валик настройки, выискивая «Радио России». Вместо него лишь треск, писк, ни «России», ни какой другой станции.

– Да я уж пробовала, – говорит жена. – Опять, что ли, ретранслятор отключили… Садись, не мучайся.

Виктор Борисович снова нажал на кнопку радиолы, та выскочила, треск смолк.

В соседней комнате телевизор – громоздкий фанерный «Рубин», но он сломался. Лампа, наверно, перегорела какая-нибудь. Сделали запись в журнале вызова мастеров, что висит в магазине, уже месяца два назад. Пока глухо, даже слухов нет, что собирается телемастер в их село. Да и собирается ли вообще… Информацию, как там, в большом мире, получают из районной газеты «Надежда». Приносят ее два раза в неделю, когда бывает почтовая машина из города, сразу по три номера…

На столе гречневая каша, сдобренная куриным кубиком «Магги», соленые огурцы, сметана, несколько вчерашних пирожков с луком, яйцами. Едят не спеша, основательно, чтоб подольше голод не отвлекал от дел, не мешал.

– Ты как с капустой-то думаешь? – подает голос Виктор Борисович. – Будешь солить? Я тогда воду из кадки солью. Ее так и так надо освободить, а то дождемся – лопнет ото льда.

– Собираюсь, конечно, собираюсь, – отвечает жена, – тянуть некуда. Как раз и день сегодня свободный.

Они на пенсии. Виктору Борисовичу Чащеву шестьдесят три, его жене пятьдесят девять. Оба родом орловские, познакомились в Орловском культпросветучилище; Чащев учился на отделении духовых инструментов по классу трубы, а Елена, его будущая супруга, на театральном.