Никита Дмитричев - Хроники Транквила - Порабощение

– Вы мне льстите.

Макист подобрал необходимое место, где ониксовые лучи будут падать на модель так, как ему нужно, и почти сразу начал свою работу.

Кто был знаком с его творчеством, знали, что почерк молодого человека уже набился, и такие работы было легко выделить из остальных. Люди на его картинах всегда стояли чуть боком, поворачивая в сторону зрителя голову, будто бы у них были важные дела, и они уделили пару минут своим созерцателям, пока шли по своим картинным делам. Обычно Макист не отличался вниманием к деталям фона, он был сторонником мысли, что это отвлекает от главного на картине – человека, поэтому за Десимусом была лишь чёрно-изумрудная пустота.

В природе он никогда не находил красоты в весне и осени, особенно во второй. Юноша не понимал, почему многие боготворят это пору, называя её золотой, яркой, горящей. Для него осень всегда была символом утраты, загнивания, предсмертной агонии, и потому до самой его смерти он не напишет ни одного подобного пейзажа.

Десимус на картине стоял в своей любимой позе – руки на груди. Если задуматься, то в этом можно найти глубокий смысл. Да, это закрытая поза, она показывает героя как нелюдимого персонажа, запертого в себе со своими мыслями. Но в этот раз Макист нашёл в этом символ того, что скрещенные на груди руки – это отказ от физического труда, ставка на гибкий ум и высокий интеллект изображаемого человека. Как всегда, меткий художник снова попал в цель и раскрыл персонажа так, как это требовалось.

– Я сделал все необходимые наброски и собрал в палитру нужные цвета. Если вы куда-то спешите, то можете идти, продолжим сеанс завтра. Одежду эту оставлять?

– Да. И, главное, брошь. Это памятный подарок.

– Тебе эта цацка, – вмешался Адриан, – как будто не брошь, а самый настоящий орден. Вот ты с ним носишься.

– А оно так и есть. Мистер Сиган наградил меня ею сами знаете после чего.

Макист закатил глаза. Его всегда смешило, когда люди боялись обсуждать при нём что-то, будто бы у него есть дело до их секретов, и он тут же побежит рассказывать их всему свету. Он человек искусства, и эти мирские дрязги его особо не волновали. Правда, он не думал, что двое в разговоре имели в виду воскрешение казнённого каторжника путём вливания в него жидкости с планеты Тёмных богов. Знай он это, возможно, он даже повёл бы бровью.

– Сегодня в Отделе была ревизия. Наверное, мне нужно будет сегодня там появиться.

– Ну конечно, ты же у нас теперь заместитель начальника Отдела.

– Так меня только ты и называешь. Я просто помогаю мистеру Сигану в его работе.

– Теперь это так называется?

– Да что ты несёшь?

– Я? Ничего.

Макист абсолютно не имел никакого желания встревать и хоть как-то соприкасаться с чужими дрязгами, ведь творца это не касается. Поругаются и перестанут, это преходящее, и его не нужно отражать на портрете.

Десимус уже начал собираться. Он был немного раздосадован тем, что в последнее время Адриана будто бы подменили. Нет, он и раньше был бестактным грубияном и занозой, но теперь он стал запаляться, когда разговор заходил о работе его друга в Отделе. Паупер не мог понять, что так раззадоривает принца на колкости, и расценивал это как агрессию в свою сторону.

Адриану же было просто очень обидно, что теперь, когда его приятель показал себя как первоклассный знаток чудесных предметов, он стал больше времени проводить на работе, чем с ним, выстраивая разные воображаемые схемы и придумывая варианты угроз для Короны, и променял это на сборку энергетических кинжалов и пустую болтовню с Капитоном.

С другой стороны, чем тот был ему обязан? Единожды провёл экскурсию и всё, теперь братья до конца дней? Десимус всю свою сознательную жизнь потратил на исследования, а Адриан в его жизни появился всего пару месяцев назад. Тем более, объединили их не общие интересы, а стечение обстоятельств. С такой точки зрения, Адриану даже стало легче, если его переживания надуманы, но потом к этому чувству добавилось ещё и понимание того, что по такой кальке из друзей можно убрать всех своих близких, а значит она неверна.

Десимус ушёл, оставив Адриана в размышлениях о том, основательны ли его требования к общению. Макист ещё немного поводил кистями по холсту, затем положил их и подошёл к принцу.

– Что у вас с ним?

– Не знаю. Наверное, я плохой друг. Я хочу от людей того, чего сам в ответ дать не могу. Меня раздражает, что он стал лизоблюдом нашего советника в урон времени со мной.