Сергей Ходосевич - Под небом прошедшего августа

– Бэээ! – впервые за эти часы подала свой голос, приподняв кудрявую голову из жестяного узилища, Бяшка. – Бээээ!

– Какая красивая! – ахнула сестренка. – Да выпустите же ее отсюда! А я пойду для нее в палисаднике свежей травки нарву…

Вот так Бяшка стала основоположницей нового небольшого бараньего коллектива в подворье моих родителей.

А мяса на мой день рождения отец и так добыл – когда это было проблемой в деревне?

Бани есть у всех народов. Ну, если не у всех, то многих. Но широко известны при этом в основном турецкие хамамы, финские сауны и русские бани. Нет, в обратном порядке, так будет справедливее. Что это такое – баня, нам доходчиво растолковывает все знающая Википедия: «Баня в русском понимании – помещение, оборудованное для теплого мытья человека (в технической форме парной бани) с одновременным действием воды и горячего воздуха (в турецких и римских банях) или воды и пара (в русской и финской бане). Часто в русское понятие бани вкладывается весь комплекс действий, осуществляемых человеком в жарких помещениях в лечебно-профилактических, реабилитационно-восстановительных, развлекательно-оздоровительных, культовых (ритуальных) и досуговых целях». Ну, а я бы сказал проще – баня это праздник для души и тела, и, полагаю, вряд ли кто возьмется оспаривать эту истину.

Я почему-то помню первые свои помывки в бане с возраста, когда мне было лет десять, пожалуй. Мы тогда уже жили в Пятерыжске, бывшем казачьем форпосте на Иртыше, коренные обитатели которого, естественно, знали толк в парных. У нас своей бани не было, и родители ходили с нами, детьми, к соседу через дорогу, трактористу Михаилу Петровичу Кутышеву. Как мы там мылись, как выглядела баня – почему-то не запомнилось. Может быть потому, что я еще толком не распознал этого «праздника для души и тела» и походы в баню для меня и моих братишек была чем-то вроде обязательной повинности. Не то, чтобы неприятной, но, на мой тогдашний взгляд, не особенно продуктивной. Поскольку потраченное на баню время можно было с большей пользой провести на улице, в играх со сверстниками.

А вот родители, особенно отец, всегда относились к банным дням с особым пиететом. И уже помытые, распаренные, со светящимися умиротворенными лицами, еще долго заседали после помывки за столом у Кутышевых, в центре которого сипел испускающий блики большой никелированный самовар. Но пили взрослые, конечно же, не только чай: родители обязательно несли с собой бутылочку и что-нибудь из своей закуски для общего стола. И такие послебанные посиделки затягивались не на один час.

Потом мы стали ходить в баню к своим родственникам Саттаровым (сестре отца Сагадат-апа) – они купили дом у семьи моего одноклассника Валерки Писегова, с баней. Она была небольшая совсем, по-моему, плетушка (это когда пространство между двумя сплетенными из ивовых прутьев стенок засыпается землей), но по жару – просто термоядерная, уши начинали сворачиваться в трубочку уже в предбаннике. Кто-то скажет: а зачем так измываться над собой? Так ведь и не каждый ходил мыться в такой жар, пропуская вперед тех, кому это по нраву.

Обычно первыми шли большие любители попариться, как, например, мой отец. Тут я веду рассказ уже о ту пору, когда на нашу семью совхоз выделил аж четырехкомнатную квартиру с отоплением от автономного котла, и мы сами построили у себя во дворе из саманного кирпича уже собственную баню.

Так вот, отец делал по несколько заходов в парную, хлеща себя веником с небывалым остервенением, при этом рыча и взвизгивая. Попарившись, он, багровый как рак и с прилипшими к телу березовыми листьями, вылетал из бани и падал в снег (зимой его обычно во дворе было много, и к хозяйственным постройкам расчищались лишь тропки), катался в нем и опять бежал в парилку. Домой он уже почти полз, настолько бывал обессилен, и долго потом отлеживался на диване, приходя в себя.

И уж после него в баню поочередно шли остальные члены семьи, кому такой сильный жар был не нужен. Но с годами и я распознал прелесть самоистязания веником в раскаленной парной, после которого наступает телесное и духовное обновление и тебя посещает истинная благодать. Заковыристо сказал, да? Но истинные любители попариться меня, надеюсь, поняли. И уже в 16—17 лет я с удовольствием поддавал пару – по чуть-чуть, как учил меня отец, окатывая из ковша раскаленные камни, отзывающиеся громким шипением. И пара при этом в бане практически не было видно, кроме струящегося, почти прозрачного как кисея жаркого марева. Вот это и был правильный, почти сухой, он же целебный, пар, избавляющий от простудных, ревматоидных и прочих заболеваний, ну или хотя бы облегчающий их.