Галина Коваль - Городские истории

– Надо идти! Пойду в питомник.

Он шел по зимней дороге в ночи, ослепляемый фарами встречных машин. Он равномерно переставлял тумбы с места на место. Шаг, еще шаг… Тук-тук. Шаг, еще шаг… Стук-стук! Это сердце изо всех сил перекачивало его кровь. Трудно, ой как трудно сердцу! Трудно, ой как трудно человеку! Поток машин поредел. Это было плохо для бомжа. Степь кругом, темно и холодно. Руки провисли вдоль тела. Надо держать спину прямо. Надо переставлять тумбы. Главное – не упасть. Тогда он уже не встанет, заснет и будет видеть чудесные сновидения, после которых обязательно умрет.

– А что такое смерть? – спросил себя бомж.

И нашел тут же ответ. Нашел и удивился! Смерть – это окончание начала. Между началом и окончанием лежит жизненный путь. Сейчас он в пути. В пути жизненном, потому что заканчивается жизнь, а может, уже закончилась у существа за пазухой. Цель пути – продлить его жизнь. Главное – это путь и цель. Цель выводит в путь. Путь ведет к цели. Главное – дойти, и тогда продлится жизнь. Надо идти. Шаг! Еще шаг! Еще…

Свет фар от встречной машины лизнул в лицо. Стало радостнее на зимней дороге. Он не один. Люди едут по своим делам. Машина приблизилась и остановилась.

– Дядя! Разве ты не знаешь, что малым да старым в позднее время гулять запрещается.

– Выходит, он маму свою в детстве не слушал.

– Значит, надо наказать.

Из машины вышли три молодых человека и направились к обочине дороги, по которой переставлял тумбы-ноги бомж.

– Господи, спаси и помилуй! Наполни сердца этих людей своей милостью. Не дай погибнуть! – попросил он Всевышнего Бога.

– Тебе много или чуть-чуть? – заржал один из трех молодых людей и сладко с хрустом в суставах потянулся, предвкушая кратковременную разминку, а то засиделся в машине.

Бомж стал оседать на землю. Ноги его плохо гнулись, поэтому сначала он встал на землю коленями. Постоял, прислушиваясь к жизни за пазухой.

– Правильный какой! – снова заржал тот же голос.

И повалился бомж на бок. Под ударами ног молодых людей он тщетно пытался свернуться калачиком и прикрыть котенка от ударов. Скорее всего, его убили бы. Но Бог решил по-другому. С той стороны, откуда шел бомж, по направлению к питомнику показалась машина. У нее горела одна фара вместо двух.

– Несет же одноглазого некстати!

– Хватит! В машину!

Под светом одноглазой машины молодые люди перебежали дорогу, заскочили в свою. Она рванула прямо с места, зло завизжали колеса по асфальтовому покрытию дороги.

Рядом с бомжем остановилась автомашина, ехавшая в одном направлении с ним. Человек подошел к лежащему на дороге бомжу. Присел, втянул в себя воздух.

– Ух ты! Духмяный какой! Убили или как?

Бомж думать мог, а говорить мешала боль во всем теле. Поняв, что этот человек бить не будет, он пошевелил рукой.

– Встать можете?

Не дождавшись ответа, человек стал поднимать бомжа.

Тот старался, как мог, помогать ему. Потом они шли к машине. Шли мучительно долго и мучительно больно. Машина оказалась «копейкой» с заклеенными липкой лентой трещинами на смотровом стекле.

– Куда путь держим? – мягко спросил хозяин «копейки» и, не дождавшись ответа, завел со второго раза машину. Бомж почувствовал под собой движение. Сначала беззвучно пошевелил губами, а потом прохрипел название пункта своего назначения.

– Питомник для бездомных животных? – Человек за рулем удивился, огорчился, покачал головой. – Мне туда же. Только зря вы так о людях думаете. Каждая больница в городе вас приняла бы дней на десять и, поверьте, повод и диагноз нашелся бы. Вы можете этим пользоваться два раза за зиму. Вас там помыли бы, постригли, одели. Поддержали вас лекарственными препаратами.

Человек за рулем не ждал продолжения разговора.

– Сейчас уже и приедем. Чем смогу, я вам помогу. Потерпите. И бомж терпел.

Хорошо ему стало, и голос у человека за рулем был хорошим и каким-то родным. Перестало болеть тело. Нигде-нигде не болело! Сладостное тепло растеклось по всему организму, его охватила истома, нега какая-то. Человеку стало удобно, комфортно. Он почувствовал сытость в желудке, запах свежезаваренного чая с мятой. Свежая рубашка приятно холодила спину, ноги его стали легкими и гибкими. Он сидел в домашних тапках у себя на кухне. Из приоткрытой форточки шел свежий воздух, и его было так много, что и сердце его, и легкие дышали глубоко и ровно. Напротив него сидел сын и со смехом в голосе рассказывал ему, что жена его просит купить панно, вырезанное на цельной доске в виде раскидистого дуба. Рама у панно желудями выложена. На кухонной стене, говорит, хорошо смотреться будет. Великое счастье, великий покой посетили душу человека. Он наполняется и тем и другим до самых краев. Уже и некуда! Человек широко распахивает глаза. Перед ним силуэт и затылок сына, и узкая полоска света фары с его стороны золотом стелет ему дорогу во что-то новое и неизведанное, но такое долгожданное. Слава тебе, Господи!