Галина Коваль - Городские истории

Дом почувствовал себя важным. Пришло время, дом наполнился людьми. Люди наполняли его своим скарбом, детьми и домашними животными. Дом окончательно понял свое предназначение. Оказалось, что кроме людей в его стенах селились их радость, беды и разочарования, ненависть и злость, пьянство и хамство, зависть, лень и прочие грехи человеческие. Все перечисленное имеет физическое воздействие на стены дома, они вибрируют, звучат – реагируют, значит. И не просто звучат, гудят, как колокола, бьют в набат. Молитвы старых людей ночной порой были дому слышны и долго не понятны. Шли годы. Дом начал стареть, трескаться, скрипеть дверьми, и, как люди, стал дом умнеть. Умнел, умнел, пока не стал мудрым. Дом поверил в Бога, в того, кому молятся старики при ночной бессоннице. Пятьдесят лет – это срок. Одно плохо, невыносимо даже – этот затхлый с гнилостью запах, идущий из подвала и пропитавший все его этажи и подъезды. Тяжело дому, вздыхает он.

Зима в пятидесятый раз окружила дом. Легковые машины жильцов дома облепили его, как маму родную, кольцом, потом вторым кольцом, подперли подъездные входы и выходы. Дорогие коляски с младенцами царапают бока дорогих иномарок. Колеса дорогих иномарок выбивают газонную зелень, раскалывают бордюры и не дают в положенное время мусоровозам забирать мусор. Копится он. Горы мусора! Рвут пакеты с мусором вороны, кошки и собаки, ища съестное. Им есть хочется. Дальше ветер от скуки, а может, от злости на людей разносит мусор по миру и поднимает высоко в небеса. Потанцует целлофановый мусор с ветром в паре какое-то время да и повиснет на проводах, деревьях, на всем, за что зацепится, и начнет скалиться своей яркостью, пока не выцветет на палящем солнце. Не достанете меня! И вправду, не достать.

Стену торца дома, где располагались продуктовый магазинчик и аптека, все лето, всю осень подпирал спиной человек. Какое красивое слово. Все лето и осень он зарастал щетиной, пока она не превратилась в бороду. Ногти его на руках отросли и загнулись к ладоням, не давая им возможности сжаться. Так и клали сердобольные люди монетки в почерневшую от солнца и грязи руку с загнутыми, как у хищной птицы, ногтями. Дети, родители которых просили отнести дяде денежку, возвращались с ними обратно. Их страшила рука с когтями, как у подбитой птицы, что валяется у мусорных баков. Человек обрастал теплой одеждой, как кочан капусты. К началу зимы он превратился в стожок из одежды. Носить и держать стожок целый день на себе тяжело. Стал человек приспосабливать пивные ящики для сидения. Стал человек нехорошо пахнуть. Стал на него дом сердиться, ведь человек ему знакомый! Жил лет десять назад в первом подъезде, на третьем этаже. Чего он себе позволяет? Грязное пятно от его спины появилось на стене дома. Бомж для дома – непонятное явление. В его представлении люди живут в нем и в окружающих его домах. Сын этого человека с женой и пятилетней дочкой каждый день ходят мимо него, бывает, и не один раз. Ни здравствуй ему, ни прощай. И он как неродной ведет себя. В их сторону осенью еще смотрел, а сейчас и взглядом не провожает. Молодая семья не то чтобы игнорировала человека, она ходила мимо него, как мимо обычного бомжа. Сын даже как-то сигаретой угощал по собственной инициативе. Все говорило о том, что бомж для них был бомжем и только.

– А ты кто? – спросила человека осенью дочка его сына.

Бомж молчал. Девочка подождала и снова спросила:

– Ты кто?

Бомж снова промолчал.

Мать и отец были заняты в тот момент разговором с соседями.

– Ты меня не видишь? Ты меня не слышишь, да?

– Я тебя не знаю, – поскрипел в ответ бомж.

– Это да! Мне тоже нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, – вздохнул ребенок и от скуки повертел вокруг головой.

Со всех сторон к дому шли люди, подъезжали машины, и их владельцы парковали любимую технику с краю пешеходных дорожек по всей их протяженности.

Бомж кивнул головой, подтверждая выводы девочки.

– Зачем ты такой грязный и вонючий? – Девочка снова обратила свое внимание на бомжа. – У тебя ногти, как у птиц. Нет ножниц? Отгрызи, и все!

– Ты козюли ешь? – спросил девочку бомж и заулыбался своим мыслям и воспоминаниям.

– Ем.

– Я тоже ел, и твой папа любил их очень. – Заскрипел голосом бомж и надсадно закашлялся, потому девочка последним его словам не придала значения, она горестно стала качать головой.

– Тебе чай надо пить с малиной.

– А то чего же… – согласился с ней бомж.

– Вася! Пойдем, дорогая.

Читать дальше