Виктор Сбитнев - Время животных. Три повести

– А на кой сымать-то? Крупской у него не было. Он Троцкого с Бухариным драл. Вот пусть и стоит теперь в голубой шапке, как положено! Трое патрульных кинулись, было, Рыку, вязать, но десятки разгорячённых спиртным выпускников загородили им проход и стали доставать из карманов велосипедные цепи. Явственно пахнуло кровью. Невооружённые сержанты сначала попятились, а потом и драпанули во весь опор к стоящей за парковыми воротами «пятёрке», где вовремя прочувствовавший ситуацию водитель уже успел запустить двигатель. Следом неслись победный стёб и глумливое улюлюканье. Кто-то «подарил» Дзержинскому ещё и старую дамскую сумочку, из которой свешивался чекисту прямо на бронзовую ширинку кем-то подобранный в кустах невероятных размеров лифчик. Пацаны отрывались по полной!

Санька открыл правый, пострадавший от железной стружки глаз, который в связи с этим лучше видел вблизи, и обнаружил папу Федю. Тот уютно сидел за круглым семейным столом и неспешно прихлёбывал пиво из полулитровой стеклянной кружки, которую сын выиграл в секу у пьяного буфетчика. Тот, на свою торгашескую задницу, узнал вдруг, что его точку вот-вот закроют по приказу самой Райки Горбачёвой. Как недавно сообщили «вражьи голоса», её брат пьёт куда больше любого из алкашей их покрытого провинциальной плесенью трёхсоттысячного областного центра. Точка работала и сегодня, а вот буфетчик спьяну полез в петлю. Звали его Суслик, и он до этого совсем не пил, разве что резал маки у тёщи на даче и выписывал у знакомой врачихи рецепты на таблетки с кодеином и сильные транквилизаторы. Заметив шевеления сына, папа Федя наполнил ещё одну кружку светло-коричневой влагой и подвинул её в сторону сына.

– Смотри, не опрокинь, тока! – бросил он через стол и положил на язык плоский кругляк копчёного сыра. Кое-как выпростав из-под колкого верблюжьего одеяла свои волосатые уже ноги, Санька осторожно подлез задницей к столу и, склонившись по – коровьи над кружкой (руки у него позорно тряслись), стал шумно втягивать в себя её содержимое. Отец, недовольно дёрнув головой, порицать сына не стал: то ли из уважения к его первому дню взрослости, то ли понимая его «развинченное» после выпускного состояние. Вот так же за этим столом сидел когда-то, после очередной отсидки, его отец Александр Фёдорович Смыков и тоже с удовольствием пил холодное «жигулёвское» или «рижское», или «московское» и неспешно мусолил такой же вот сыр с миндалём, и смотрел на него запавшими, полными глубокой тюремной печали глазами.

– Ну, что, сына, как погуляли? – спросил почти равнодушно, как будто только для отцовской галочки папа Федя, окончивший, между прочим, геодезический техникум и географический местного пединститута заочно. Будучи уже пенсионером по возрасту, папа Федя оставался ещё одним из лучших инженеров-гидрографов в местной мелиорации. В командировки его уже не посылали, а вот карты он по-прежнему «рисовал» самые исчерпывающие и точные. По ним легко ориентировались даже командированные из Ташкента и Минска узбекские и белорусские мелиораторы.

– Погуляли неплохо, только Сандору с КИПа в вытрезвитель повязали, – искренне досадуя на случившееся, отвечал сын Санька.

– Свалился что ли где или сквернословил? – опять больше для формы поинтересовался папа Федя.

– Если бы свалился! – делая последний глоток, воскликнул Санька. – Так, он, мудила, наблевал на крыльцо УВД. Теперь, наверное, такой штраф выпишут, что всю первую зарплату придётся отдать этим кашалотам!

– Боюсь, что одним штрафом он не отделается, – выразил серьёзные сомнения Санькин отец. – Тут хулиганкой несёт, а уж 15 суток – так, это как с куста!

– А что делать-то, бать? – с надеждой, словно это он лично заблевал областное управление внутренних дел, спросил Санька.

– Только ждать и надеется. – Не раздумывая, проговорил папа Федя. – Там же наверняка всё просматривается. Об этом, думаю, уже и сам генерал знает! Так бы сунуть четвертной какому-нибудь начальнику патруля – и дело в шляпе. А тут такой конфуз! Да вы, я тут слышал, их этого… с холодной головой и потными руками в гомика вырядили. Твоя, блин, идея?

– Так, ты сам, батя, мне тут всю плешь проел их аморалкой! – С обидой вскинулся Санька. – Ленин сразу с несколькими бабами спал, брата Кагановича за какие-то извращения упекли, Коллонтай в деталях рассказывала своему мужу – революционному матросу, как её имел Троцкий, а последыш того же Дзержинского Берия вообще школьниц портил, гнида. А тут, вишь, выпили, расслабились… да и надоели они все со своими баснями про мораль да этот… как его… социалистический образ жизни. И сами совокупляются, как кролики. Цыпа вон нашего мастака с завучем по воспитанию в инструменталке застукал за этим делом. Она больше всех про целомудрие квакала, а тут от кайфа едва тиски из стола не вырвала. А ведь замужем, и дочка школу заканчивает. И у мастака – семья. Ну, хоть бы помалкивали про семью и детство, раз между ног свербит! Вы вон с матерью хоть и выпиваете, но разве когда так поступали? И никакой морали я от вас ни разу не слышал! Папа Федя благодарно потрепал сына по плечу, подлил ему пива, отрезал сыра и отправился на кухню ставить чайник. А Санька, ощутив сразу головой и пузом некоторое облегчение, пошлёпал босиком в ванную – чистить зубы и ополаскиваться прохладной водой.