Николай Пинчук - Кашалот

– Это! – строго повторил Ванюша, и Валентина поняла, что Это надо сохранить.

Сохранить Это оказалось не так просто. Дело даже не в том, что доску в холл поставили специально для занятий – на ней должны были записывать условия всяких логических задач и тому подобное (текущая смена весенних каникул называлась «Интеллект» – специально для детей, которые и на праздниках были готовы сочетать активный отдых с умственными упражнениями, чтобы потом вернуться в школу крутыми интеллектуалами и хватать «пятёрки» по всем предметам сразу – впрочем, в большинстве случаев так считали не сами дети, а их родители). С доской проблему решили – Анна Юрьевна, директор лагеря, привезла из города рулон ватмана, листы крепили магнитами поверх Ванюшиного рисунка и на них писали всё, что нужно. Но это когда проходили занятия. А в другое время, несмотря на все просьбы и объяснения Валентины и самой Анны Юрьевны, всегда находился какой-нибудь юморист, который норовил то что-нибудь пририсовать на доске, то наоборот – стереть.

Это были чужие. По словам Валентины, они просто «не понимали». По ощущениям Ванюши – они разрушали его (а может, и свою) безопасность.

Вот и теперь: в правом нижнем углу кто-то нарисовал рожу и написал пять букв. Ванюша знал эти буквы: И, Д, снова И, О, Т. Попытался сложить их в слово – получилось что-то непонятное. Впрочем, это неважно. Важно то, что все эти лишние детали на рисунке мешали, запутывали. Надо их убрать.

Ванюша взял губку и аккуратно подтёр всё чужое. Стало спокойнее. Он вернулся к тарелке с кашей, прошёл с ней к дивану, разулся и залез на диван с ногами. Сел на колени, ещё раз полюбовался красивым белым с жёлтыми разводами кругом и радостно, как будто приветствуя, сказал:

– Ка-ша!

Ванюша очень любит кашу и всегда так обращается к ней, прежде чем есть. А все вокруг смеются. А некоторые тоже начали на завтраке, получив свою порцию, громко выкрикивать: «Ка-ша!» Валентина сердится, говорит: «Как вам не стыдно! Немедленно прекратите!» – но всё равно кто-нибудь нет-нет, да и выкрикнет. Ванюшу это не смущает, но иногда пугает, когда кричат слишком громко, особенно над самым ухом.

Язык погрузился в вязкую тёплую массу. Ванюша зажмурил глаза от нахлынувшего счастья. Немного подержав язык в тарелке, он осторожно втянул в рот белый сладкий комок и принялся медленно разминать его между языком и нёбом, мыча от удовольствия. Наконец проглотив, снова высунул язык и запустил его в кашу. Потом ещё и ещё. Капли каши падали на штаны и на диван, но Ванюша этого не замечал – он полностью растворился в процессе этого умиротворяющего, дарящего тихую радость наслаждения.

– Ванюша! Ваню-ша! – раздалось откуда-то с лестницы.

Он оторвался от тарелки и открыл глаза, прислушиваясь к голосу. Потом улыбнулся, сказал сам себе:

– Вале-тина… – и продолжил есть.

– Вот ты где? Почему опять из столовой ушёл?

Эти вопросы: «Вот ты где?» и «Почему опять ушёл из столовой?» можно было и не задавать. Потому что всегда уходит из столовой и всегда оказывается именно здесь. И никогда на такие вопросы не отвечает. Он вообще на вопросы не отвечает. Или отвечает, но не так, как ожидаешь, как привык получать ответы. Например, спрашиваешь у человека: «В кино пойдёшь?», и он отвечает: «Да, пойду», либо: «Нет, не пойду». А этот может или повторить твой вопрос слово в слово, да ещё и с точно такой же интонацией: «В кино пойдёшь?» – и в обычном случае показалось бы, что собеседник над тобой издевается, но в его случае это значит, что он не понял вопроса и просто эхом повторяет его. Или ответить одним словом: «Кино!» – что может означать всякое: «Да, в кино, конечно в кино!», либо: «Я знаю, что такое кино», либо: «Пойду, но только в кино», либо наоборот: «Пойду, но только не в кино», либо вообще всё что угодно, например: «Отойди – видишь, я занят…» Сами слова для Ванюши очень мало значат, он больше общается чувствами, да и то далеко не с каждым.

За те несколько дней, что Ванюша провёл в лагере, Валентина как-то научилась различать его настоящие ответы, а началось это с того самого «Это!»

Вот теперь он молчит и спокойно продолжает есть, но это значит примерно следующее: «Ты отлично понимаешь, почему я ушёл из столовой и ем здесь. И спасибо тебе, что понимаешь. Я готов слушать тебя, пока ем».

– Ванюша, надо кушать в столовой…

– Не! Столовая! – «Ну зачем ты это говоришь, ты же понимаешь, что я категорически не могу там есть. Там слишком шумно, слишком много людей, почти все они надо мной смеются, я не могу там есть!»