Бесконечно темное небо и звезды. Луна, та вообще «наша», по-свойски фонарем подрабатывает… Радость и веселье переполняют.
Во здорово!
Пасмурное небо. То есть обычное небо. Какое есть, такое и небо. В других местах другое. У нас пасмурное. Не нравится – поезжай туда…
Опять вторая смена. С утра полюбуйся пасмурным небом, после занятий – моросящим в темноту дождиком. А у меня настроение от этого не зависит, почти. Люблю любую погоду. Просто, когда изо дня в день, разнообразия не хватает. Создается обманчиво-торпедирующее чувство, что всегда так было и всегда так будет. Всю жизнь. Мол, жизнь такая, моросяще-облачная. Не нравится – поезжай туда, пока не знаю куда. А мне не надо. Родину люблю. Какая есть, такую и люблю.
Любовь к Родине состыковалась в голове с какой-то информацией и мощно катапультировала меня из теплой кровати в сторону телевизора. Чуть… Да как это получилось? Сегодня же сам Первый Секретарь выступает со съездовским докладом, а я про погоду, дурочка… Уже идет.
Музыка – фанфары. Музыка, назначающая человека в герои. В герои труда или войны. В герои идеи. Музыка подняла и поставила напротив телевизора. И когда были сказаны слова. Много, много слов, сколоченных кем-то в молотообразные жесткие предложения, мощно вбивающие в голову через уши и глаза идеи равенства, братства, любви к Родине, партии. Ко всему нашему бывшему и будущему… В горле образовался ком, состоящий из гордости, чувства причастности, полной готовности идти вместе со всеми вперед к победе – полной и окончательной. Подними руку над головой, согнув в локте, как те школьники в галстуках, выбранные «для телевизора». Смирно! Слезы немного накатываются. Состав тот же, что и у кома.
Глаза участвуют, и еще как. Весь видеоряд спроецировали и передали на командный пункт. В чувства, память, эмоции. Физиологический процесс «реет на рейде», только равняться успевай.
День
День, давно минувший
Утро начиналось, не предвещая, хотя кто его знает, каждое утро предвещает. Оно и понятно, день не утро – будущее. Как эти шарики в лотерее – за секунду «до» не угадаешь. Вот именно в этот день непредсказуемый с Николай Ивановичем и случилось. Плохое, хорошее – не нам судить, есть инстанции – определят.
Поначалу все шло обычно, даже скучновато, с кажущейся предсказуемостью и рутиной. В курилке дымили – кто «Беломором», кто «Севером», известно, не новость. Анекдоты травили: про армян (стигма есть: мужики мужиков любят), про грузин, очень классно получалось, если в акцент попал, про русских – те герои, весь мир перепили и ни в одном глазу. Главный гвоздь отрицательный в программе – евреи. Картавят, с акцентом плюс жадные, хитрые и трусливые. Смейся хоть до вечера. Вот и смеялись. Николай Иванович аж до хохота, с коликами и слезами, когда Серёга Бурмисторов «про жидов» травил. Нет, Николай Иванович не был антисемитом, так, слегка недолюбливал. За что? За все вместе. Дифференцировать смысла нет. По жизни сынтегрировалось – другие, чужаки, а лезут. Умнее всех себя выставляют. Носатые, неприятные, чернявые или рыжие. Почти у каждого дефект какой-то есть. Кто на цыпочках ходит, подпрыгивает, у кого фигура как мешок или нос приплюснутый, а сверху очки с «линзами от телескопа» или вот – «голова квадратная». До завтра перечислять можно, да некогда.
Вечером Николай Иванович на свидание нацеливался. В семь часов возле памятника Крылову-баснописцу.
Пришел минут за десять, отглаженный-отутюженный, привлекательный, в рубахе белой, шляпа с заломом. Ближе подойдешь – красавец, но ближе нельзя: одеколон «Цветочный» не подпущает. Полфлакона распределил во все места плюс глоточек. Чувство воспылали, вот и не пожалел. Мог и целый выплеснуть, да на другой раз рассчитывал. Еще бы – со славной девушкой познакомился. Ее так и звали – Слава. Странно немного: как бы мужское имя в основном, но красиво, с изюминкой. А вот и она показалась в светлом, почти белом платье. Легкая, загорелая, фигурка девичья. Ближе подошла. Николай Иванович в глаза ей посмотрел, чуть не утонул в глубине серо-голубой. Разговор зацепился. За словом словечко – и заструился ручейками, из любви и молодости проистекающими. Так вечер и пролетел, подтверждая: счастливые часов…
Расстались в Славиной парадной. Она села в лифт, нажала кнопку пятого этажа и, помахав напоследок, улетела вверх светлым ангелом.
Парадная старинного дома светлая и чистая. На стене – доска для информации. На доске – список жильцов с отметками о каких-то выплатах и дежурствах. Пятый этаж представлен двумя квартирами во главе двух очень ответственных квартиросъемщиков. Один Шацкий Шмуэль, другой доктор Партинзон. Все уплачено, все отдежурено. Все в порядке?
Читать дальше