Мария Романушко - Зоопарк на тринадцатом этаже

Но зато какой же Панга хозяйственный! Всё началось с капустных листочков. Мы положили их в вольер мокрыми, чтобы Пинга и Панга слизывали с них капельки. Они поняли и слизали. А потом Панга потащил листики внутрь соломенного гнёздышка. И стал старательно устилать гнёздышко изнутри.

Потом Панга прогрыз в гнёздышке несколько дополнительных окошек. Теперь они носятся с Пингой туда-сюда, не уследишь за ними… Юрк, юрк…

Набегавшись, спят валетиком в гнёздышке. Гнёздышко маленькое, но оно для них – просторный дом. Только хвостики торчат из одного окошка и из другого. Домик с двумя хвостиками.

Да, Панга очень любит обустраиваться. Всё немедленно тащит в гнездо: травинку, берёзовый листочек… Особенно ему нравятся берёзовые листочки. Очень хозяйственный. На сделанном не успокаивается. То перекатит гнёздышко в другой угол вольера. То выкинет из него всё и начнёт работу сначала… «Панга, ведь всё было замечательно!» Нет, он опять собой не доволен, – он стремится к совершенству.

Вольер с Пингой и Пангой стоит на табурете рядом с Ксюшиным диваном. Проснувшись, она тут же погружается в созерцание их жизни…

Вот они носятся друг за другом с отчаянным визгом и мы не можем понять, то ли это выяснение отношений, то ли игра у них такая…

Вот они бегают по гнёздышку, как по лабиринту, высовываясь одновременно во все окна и двери. Особенно забавно, когда из окна выглядывает мордочка Панги и, одновременно, торчит хвостик Пинги. Или наоборот…

Вот они спят валетиком в своём уютном домике, на пахучей соломке…

Вот они завтракают. Панга, схватив большую тыквенную семечку, грызёт её, повернувшись спиной к Пинге. Это же невежливо, Панга! Или он быстро убегает со своим зёрнышком куда-нибудь в уголок, или даже за домик и завтракает в полном одиночестве. Ах, Панга, тебе незачем бояться Пинги! Разве ты ещё не понял, какую тихую и смиренную мышку даровала тебе судьба? Разве ты ещё не понял?..

Вот они умываются. О, умывание – это настоящий ритуал! Никто на свете не умеет так умываться, как мышка. Личико, носик, ушки, головку, и крошечные ручки, каждый пальчик в отдельности – всё вылизывается тщательнейшим образом, а потом ещё надо вылизать шёлковый животик, и ножки, и спинку, спинку обязательно, изогнувшись самым фантастическим образом. Ну, и хвостик конечно же! До самого кончика. Очень трогательно это всё. Но есть и смешной момент: это когда они чешут у себя за ухом. За ухом они чешут ножкой, то есть – задней лапкой. Да так быстро, на какой-то космической скорости, что это даже громко! Как будто рокочет маленький пропеллер. Вдруг из вольера раздаётся: «Тр-р-р-р-р-р-р!..» – и мы уже знаем: это Пинга или Панга чешут у себя за ухом.

Обожают тыквенные семечки. Удивительно, как они с ними управляются, ведь тыквенное семечко для них – это как для нас книжный шкаф, например. Когда мышка сидит на задних лапках, семечко выше её ростом! Но при этом она ловко держит своими цепкими пальчиками эту гигантскую вкусность и быстро-быстро: хрум-хрум-хрум!

Как же много они едят, однако. Даже удивительно: когда они успевают? Только насыплешь им зёрен или семечек, глядь – уже ничего нет. А в книжке написано, что мышка за сутки съедает 2 грамма. Ничего себе 2 грамма! Пинга, Панга, вам плохо не будет?

Но всё выяснилось, когда Ксюша стала менять в вольере опилки. Под слоем опилок обнаружился слой зёрен и семечек. Так вот оно что… Запасливые вы наши!

И всё же Панга покушать любит, это факт. Он уже явно превосходит Пингу в размерах. В длину-то они одинаковые, хотя заметно подросли: уже не пять сантиметров, а все семь! Но в ширину Панга шире в два раза. Пинга по-прежнему тонкая ленточка, а Панга на глазах превратился в шарик! Толстые щёки как у хомячка, а глаза стали маленькие, еле видные из-за щёк. А ещё Панга из доверчивого стал трусливым. Стоит поднести руку к вольеру – как он мгновенно, как вихрь, улетает в гнездо. Но стоит насыпать зерна на кормушку – он тут как тут, да ещё и у Пинги норовит вырвать прямо изо рта рисинку, или сухарик.

А Пинга – сама мягкость, никогда не вступит в драку, никогда не выразит ни малейшего протеста или хотя бы недовольства. О, мудрейшая из женщин! – думала я иногда.

А Панга набьёт брюшко – и на бочок, в мягкое гнёздышко. Поспать он тоже очень любит. Мы даже заволновались: что это Панга так много стал спать? В то время, как Пинга одиноко прогуливается по вольеру, задумчиво жмуря свои глазки… Я даже думала иногда, глядя на прекрасную белоснежку Пингу: «Неужели она сможет полюбить такого, вечно сонного и вечно жующего мышонка? Да к тому же и трусишку. Ах, бедняжка, как ей не повезло! Мы не того ей выбрали. Мы польстились на красивую шубку. Прости, Пинга…»