Ванда Саволайнен - Кукиш в упаковке, или Как отдохнуть на халяву…

И это плохое кончилось телефонным звонком в полдень накануне праздника Дня Победы. «Алло, здесь посылают на Марс?» – услышала я знакомый голос Лельки. Я в ответ радостно закричала: «Нет, здесь посылают на фиг, а если вам нужен американский разведчик, то он живет этажом выше». Мы обе захохотали. Много лет назад это был наш любимый анекдот. Ну, а затем были встречи, бесконечные разговоры, одним словом, мы наверстывали упущенное.

С того момента мы расставались разве что на время ее отпусков. Теперь же отпуск предстоял мне.

С молодецким задором и таким же энтузиазмом Леля решила незамедлительно воплотить свою идею в жизнь, а именно одеть меня на зависть капиталистам и сразить их наповал. Для этого она вытряхнула содержимое своих необъятных сумок на пол. Да, зрелище было еще то! Огромные кучи летних вещей, всевозможных шляпок и ярких аксессуаров возвышались верблюжьими горбами в центре моей комнаты. Все это богатство представляло собой что-то среднее между наследством бабушки Фимы, о котором мы слышали еще в юности и над которым тихо посмеивались, и грандиозной распродажей в магазине секонд-хенд.

– Ну как? Впечатляет? Заметь, каждая вещь – эксклюзив, – подруга с нескрываемой гордостью нацепила на себя соломенную шляпку, щедро украшенную мелкими цветными перышками и ядовито-зелеными тряпичными розочками. Она стояла в этом «шедевре дальтоника» около ярких необъятных куч с вещами, напоминая мне картинку под названием «Летний полдень на блошином рынке». Я вся похолодела, непроизвольно отступила назад и, положив руку на грудь, искренне сказала:

– Леля, ты погорячилась.

Но подруга, не обращая на меня внимания, с гордо поднятой головой произнесла:

– Париж отдыхает!

«Ей бы сейчас в руки табличку с надписью “Эта птица принесет вам счастье”, и полный кабздец!» – с ужасом глядя на нее, подумала я.

Почувствовав, что я не разделяю восторга по поводу моего будущего преображения, Леля сделала круглые глаза и уверенно заявила:

– Я думаю, что на тебе это будет смотреться по-другому.

Чтобы я не раздумывала, она быстро стащила с меня домашний халат, водрузила на мою голову шляпку в диких розочках и замотала в какую-то прозрачную ткань, напоминающую рыболовную сеть с люрексом. Да, в одном она точно была права: на мне это смотрелось по-другому. Я бы сказала – хуже просто некуда. Но моя подруга, совершенно не обращая внимание на мои опасения, для целостности образа сунула мне в руки розовый шелковый зонтик от солнца и невероятных размеров ядовито-бирюзовую целлофановую сумку, в которую при желании можно было запихнуть пляжный лежак с раскладным креслом. Повесив эту красотищу на мое хрупкое плечо и отойдя в сторону, она, довольная сотворенным, произнесла:

– Красота! Я всегда говорила, что во мне погиб гениальный модельер, – и с этими словами подтолкнула меня к зеркалу.

Тихий стон вырвался из моего взбунтовавшегося нутра. Из зеркала на меня смотрел дикий персонаж из немого синематографа двадцатых годов, а столь «искусно» подобранная цветовая гамма вызывала у меня тошноту. Я напоминала стареющую русалку, запутавшуюся в рыболовную сеть где-то на дне моря. И, спросите меня, зачем мне там зонтик от солнца, эта дурацкая сумка и убивающая наповал шляпка с зелеными розочками? Цель, поставленная моей подругой, – вызвать зависть и сразить капиталистов, – была полностью достигнута. Появись я в таком виде на людях, и всех капиталистов, демократов и прочих беспартийных, имеющих зрение, просто разорвало бы от смеха. А мне, глядя на себя, хотелось плакать.

В этот момент я услышала звук открывающейся входной двери. Это мой муж Сева пришел с работы. Заглянув в комнату, он весело сказал:

– Привет, девчонки, – и, окинув меня обалделым взглядом, заржал. Да, он не смеялся, он – ржал. Как полковая лошадь, увидевшая плешивого осла в полной боевой амуниции. Это было последней каплей моего долготерпения.

– Все, – сказала я подруге. – Очень тебе благодарна, но гардероб я себе подберу сама. У нас с тобой всегда были разные вкусы.

Пока мой муж в коридоре острил и посмеивался над моим нарядом, Лелька недоуменно пожимала плечами.

– Я тебя не понимаю, – в ее голосе звучала обида, – все было так ярко, по-летнему, весело.

– Да уж, – заходясь от смеха, простонал Сева, – обхохочешься.

Одевшись опять в домашний халат, я наконец-то успокоилась и, извинившись еще раз перед Лелей, ушла на кухню готовить ужин. Лелька, недовольно сопя, стала засовывать в сумки свой эксклюзив. И когда процесс сбора был закончен, она с тоской глянула на эти торбы ужасающих размеров и с сожалением в голосе произнесла: