Но рука, высунувшаяся из окна, только прихватила старика за нос и малость покрутила из стороны в сторону. Потом она указала на трубу и несильно толкнула его вперед. Дедок, потерявший всякую ориентацию в пространстве и времени, задачу свою все-таки выполнил успешно: затрусил к трубе и, выдернув ее из проволочных петель, приставил к ноге, как диковинную пику. Под подобострастным взглядом старика, видимо бывшего военного, машины въехали во двор.
Возле остатков колоннады главного корпуса шла своя больничная жизнь: кто-то в линялой пижаме хромал на костылях, кого-то везли на полуразвалившемся кресле-каталке, медсестра в некогда белом халате, как пастух, гнала перед собой нескольких больных с алюминиевыми судками для не ходячих пациентов. Облезлый пес, выскочивший навстречу процессии, принюхался к запаху пищи и, резко фыркнув, отбежал в сторону.
Старуха, приехавшая навестить то ли сестру, то ли подругу, во всяком случае соседка по скамейке выглядела не моложе ее, увидев черные блестящие машины, которые почти бесшумно вдруг возникли возле нее, выронила свою авоську, и красные яблоки раскатились по седеющей траве.
Все, включая облезлого пса, уставились на приезжих. Откуда-то из-за куста появилась Маша, местная сумасшедшая – худенькая и очень жизнерадостная женщина лет тридцати пяти – сорока. Она потрогала гладкую черную поверхность «Мерседеса» ладонью и сказала вслух:
– Кот огромный, очень страшный…
Потом увидела в полированной поверхности свое отражение, испуганно отшатнулась и поскакала то на одной, то на другой ноге по тому, что когда-то было дорожкой, выкрикивая:
– А кит был маленький домашний.
Из «Мерседеса» вышел человек, подошел к так и стоящей с открытым ртом медсестре и что-то негромко спросил у нее. Она очнулась, посмотрела на него, явно не поняв услышанное. Он повторил вопрос, и тогда она начала что-то торопливо объяснять ему, энергично жестикулируя. Охранник посмотрел по направлению ее жестов, которыми она указывала влево, за угол здания, потом на свой джип, покачал головой и подошел к «Тойоте», окно которой тотчас же открылось.
– Детское отделение вон там, за углом, – сказал он внутрь машины, – Но, боюсь, туда не проедем, там метрах в двадцати пяти дерево гнилое валяется, дорогу перегораживает…
– Хорошо, я сейчас иду… – послышался голос Ирины. – Скажи Грише, пусть возьмет кейс с документами.
Бригадир охранников уже стоял на улице с портфелем в одной руке и сигаретой в другой. Увидев выходящую Замковскую, он кивнул кому-то внутри «Мерса», и оттуда показался еще один здоровяк. Один спереди, один сзади, посредине охраняемая – они двинулись в обход здания больницы.
В коридоре пахло, как пахнет почему-то почти во всех российских больницах: неприятными лекарствами, отвратительной едой, нищетой и тоской. В одной из комнат, двери которой были открыты, группа детей и взрослых сидели за столом и пили чай.
– Очень вкусное шоколадное печенье… – громко и отчетливо сказала одна из женщин. – Кто хочет вкусное шоколадное печенье?
Маленький коротко стриженый мальчик с завистью смотрел на коробку. Он явно хотел лакомства.
– Ты, Вова, не смотри на меня так… – продолжила женщина, поймав взгляд ребенка, – ты попроси…
Один из детей на противоположном конце стола резко вытянул руку вперед ладонью вниз. Сидящий с ним рядом молодой парень в очках тут же начал поворачивать ее ладонью вверх, в «просящую» позицию. Получалось плохо.
Ирина, которая остановилась на несколько секунд, наблюдая эту сцену, передернула плечами и, брезгливо подобрав длинные полы шикарного пальто, пошла дальше по коридору.
Из соседней комнаты раздавались звуки пианино и громкое хлопанье. В небольшом зале, устланном старым ветхим паласом, на маленьких стульях сидели несколько мам в ожидании собственных чад. Они тихонько переговаривались между собой. В дальнем конце Ирина заметила дверной проем, возле которого на стене висела табличка с надписью, сделанная фломастером от руки: «Заведующий детским отделением Зуев Алексей Михайлович».
Хозяин кабинета оказался высоким сутуловатым мужчиной в толстых очках. Справа от стола через пустой дверной проем – самой двери не было – обнаружились посетители: почти в таких же очках неопределенного возраста мамаша, изнуренная неудавшейся жизнью бухгалтерша какого-нибудь завода и рядом с ней на стуле, безучастно вперив взгляд в пол, маленький, лет трех, мальчишка.
Читать дальше