Валерий Черных - Личный закон

Практически все окна в пятиэтажке ярко светились и были открыты настежь. На улицу доносились крики, матерная брань и угрозы в адрес тех, кто затеял проверку документов. Из установленной в машине рации периодически слышались переговоры сотрудников милиции, дежуривших в разных концах города. Увлеченный тем, что происходит в общаге, Юрка не обращал внимания на искаженные помехами голоса, пока не услышал знакомую фамилию. Кто-то сообщал, что его друг умер в больнице. Юра застыл в оцепенении, уставившись расширенными глазами на рацию. Ромки, с которым они еще утром вместе дурачились на пляже, больше нет?! Мозг отказывался это признавать… Виталик, похоже, не расслышал сообщения и продолжал с любопытством следить за тем, что творится в общаге. Надо ему сказать, понимал Юра, но не мог произнести страшные слова.

Теснота и духота милицейской машины вдруг показались ему невыносимыми, и, рванув ручку дверцы, он выскочил на улицу. Теплый летний воздух нисколько не остудил разгоряченное тело, и Юра машинально расстегнул рубашку. Пересохшее горло словно натерли наждаком. Оглядываясь по сторонам в поисках уличной колонки или крана с водой, он заметил две шатающиеся фигуры, только что появившиеся из-за угла соседнего здания. При виде оцепления из солдат фигуры замерли, еще секунда, и они попятились назад… Юра напрягся. Даже ночью, при плохом освещении, он сразу узнал двух уродов с пляжа.

– Виталик, зови капитана! – крикнул он в сторону открытой двери машины и бросился за угол.

Догнать пьяных «химиков» оказалось нетрудно: они то и дело спотыкались и падали. Настигнув первого, Юрка ухватил его за рукав и от души врезал прямо в лицо. Раздался хруст, нос противника прилип к щеке, на белую майку хлынули потоки крови. Услышав дикий вопль товарища, второй остановился и обернулся, одновременно доставая нож.

Нож! Наверно, тот самый…

Кровь ударила в голову Самохину. Плохо соображая от нахлынувшей ненависти, он бесстрашно ринулся на противника, который уже занес руку. Стальное лезвие блеснуло в свете фонаря. Юрка начал инстинктивно уходить вбок от удара и это его спасло: нож прорезал лишь провисшую ткань расстегнутой до пояса рубашки. Прежде чем противник понял, что не задел его, Юрка со всей силы двинул ему в челюсть. Хук получился идеальный, как учили – локоть под прямым углом. Выронив нож, «химик» беззвучно рухнул навзничь. Сзади уже слышался топот ног подбегающих милиционеров, но разъяренный Самохин, сидя верхом на поверженном противнике, все продолжал наносить удар за ударом.

Когда сотрудники милиции с трудом оттащили озверевшего парня, лицо лежащего на земле уже превратилось в кровавое месиво. Один из оперов приложил пальцы к шее «химика» и, не найдя пульса, отрицательно покачал головой. Затем он аккуратно, двумя пальцами, поднял с земли нож и понес его в машину. Тем временем Косматенко двумя руками удерживал Самохина за шею, пытался заглянуть ему в глаза, но тот упрямо смотрел в сторону, не переставая повторять сквозь прерывистое дыхание:

– Тварь, тварь, тварь…

Поняв, что ему не удается привести парня в чувство, начальник УГРО передал его в руки двух сотрудников, приказал отвезти в свой кабинет и проследить за ним.

Только спустя два часа Косматенко вернулся в управление. Когда он вошел к себе, сидевший на подоконнике у распахнутого окна Юра спрыгнул на пол и застыл с вопросительным выражением на лице.

Капитан молча прошел к своему деревянному потертому стулу, уселся и, опустив голову, уставился в крышку стола. Юра некоторое время смотрел на него, затем решился заговорить.

– Я…

Косматенко резко поднял голову и рявкнул:

– Рот закрой! Ты вообще соображаешь, что натворил? Ладно, я – втык получил за твои художества и еще получу, но ты-то – сядешь!

– За что?! – искренне не понял Юра.

– За убийство, родной, за убийство!

Самохин даже задохнулся от возмущения. Он действительно не чувствовал за собой вины и крикнул в ярости:

– Так он же убийца и меня пытался убить!

Капитан только безнадежно махнул рукой.

– Баран ты малолетний! Его что – суд убийцей признал? Нет! Максимум, что ему могли вменить, это тяжкие телесные: друг-то твой не сразу, а в больнице умер. А возле общаги – не он на тебя напал, а ты! Думаешь, второй свидетель будет молчать на следствии? Не будет, свалит все на тебя. Так что по всем раскладам получается, что тарахтеть тебе, как медному котелку!

От несправедливости такой перспективы Юрке стало горько и обидно, так обидно, что он едва не разревелся, как в детстве. Да еще разбитые до крови костяшки пальцев начали жутко болеть…