Александр Черенов - Истории, рассказанные бывшим следователем

Голова трупа раскроена надвое: сквозь «каньон» в черепе белеют мозги. Голова еле держится на паре шейных мышц и куске кожи: кроме удара сверху потерпевшему нанесён удар по шее. Удар – явно не один: об этом можно судить по следам «примерочных» ударов на шее.

– Кто это?

Я поворачиваюсь к заявителю.

– Мой брат. Старший брат.

– Рассказывай.

«Младший брат» тяжело вздыхает.

– Я был на работе… Задержался там… до восьми…

– А кем работаешь?

– Наладчиком на ЧНФ.

ЧНФ – это чулочно-носочная фабрика, здание которой находится прямо через дорогу от общежития. На ЧНФ работают многие из обитателей этой общаги. Мне хорошо знакома фабрика: я был здесь частым «гостем», когда расследовал хищение в особо крупном размере.

– Дальше!

«Младший» судорожно дёргает кадыком.

– Когда я вошёл, то… сразу увидел…

– И кто мог его «замочить»?

Я не выбираю выражений: не тот контингент, чтобы «метать бисер». Да и пора уже «спрямлять дорогу».

«Младший» неопределённо пожимает плечами. Ко мне подходит Трофимов.

– Можно тебя – на пару слов?

Мы выходим в коридор.

– Слушаю тебя.

Майор прилипает губами к моему уху.

– Мы тут прошвырнулись по соседям, так они в один голос говорят, что убиенный никому покоя не давал после «отсидки». И братцу тоже: «гонял его и в хвост, и в гриву». Издевался, одним словом. Сам, сука не работал ни дня, но жрать и пить требовал от брата как должное. Соседи говорят, что много раз не только слышали, но и видели, как старший избивал младшего.

– Ты думаешь, что…

Фразу я заканчиваю вопросом в глазах – и майор утвердительно кивает головой.

– По-моему, тут всё ясно…

Я морщу лоб.

– Ну, с мотивом… вроде, ясно. А, вот, как насчёт орудия убийства?

– Поищем – найдём! – успокаивает меня Трофимов под соответствующий жест.

Ищем мы вместе, но нахожу я. Потому что знаю, что ищу. По характеру раны на голове и шее трупа я без труда определяю – опыт! – что здесь орудовали не ножом, а топором. Поэтому я ищу топор. Даже не ищу: я уже знаю, где он может быть. И я нахожу его – в простенке между шкафом и стеной. Здесь и прятать-то негде: чай, не царские хоромы!

Осматриваю топор. Ко мне сразу же подключается Трофимов: майор – такой человек, что ему надо всё пощупать и понюхать лично, не полагаясь только на мнение «товарищей». Я демонстрирую ему топор.

– Похоже, ты прав: его работа. Видишь розоватые потёки на топорище? Явно замывали кровь. А если снять топор…

Я оглядываюсь кругом, но не нахожу то, что ищу. Зову эксперта НТО.

– У тебя есть молоток?

У эксперта есть молоток. Я сбиваю топор с топорища, и «предъявляю» майору следы затёкшей под топор крови. Мы с ним подходим к «младшему» и якобы «увлечённо» обмениваемся мнением друг с другом.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы убивец после того как сделал своё дело, ещё и топор вымыл, причём, не свой топор, а заимствованный у будущей жертвы? Это ведь ваш с брательником топор?

Я резко поворачиваюсь к «младшему». Тот вздрагивает и молча кивает головой.

– За что брата «грохнул»?

Это – уже Трофимов: его стиль.

– Вконец «достал», да?

– Это не…

Младший не договаривает и в оцепенении опускается на стул. Трофимов с довольным видом разводит руками.

– Что и требовалось доказать!

Честно говоря, я тоже не собираюсь «углубляться в дебри» и сочинять альтернативные версии. Всё же опыт – большое дело! Некоторые вещи ты постигаешь по наитию, которое, как у Пушкина: «сын ошибок трудных». Иногда вовсе нет доказательств, но ты не сомневаешься в том, что было «так-то и так-то». И не потому, что хочется в это верить, а потому что каждая мелочь вокруг тебя свидетельствует в твою пользу. Её нельзя приобщить к делу – но она есть, и она «вопиет»!

…Мы уводим с собой «младшего», которого десятка полтора соседей провожают сочувственными взглядами и такими же текстами. В «ментовке», куда мы доставляем задержанного, последний не радует нас признательными показаниями. Больше того: он – классический пример того, о котором говорят: «не проронил ни слова». Но это не потому, что он – такой «тёртый» или такой «стойкий»: он молчит, как невменяемый. Уж, мы-то с Трофимовым насмотрелись подобной публики!

И уже в этот день ко мне в прокуратуру зачастили ходоки – ходатаи за «младшего». Его не просто хвалят: признаются в любви к нему как к сыну, как к внуку, как к брату. Особенную активность проявляют старушки: они подключат начальство «младшего» и профком ЧНФ. В оценке покойника они также единодушны: подонок, сволочь, негодяй, «которого давно надо было убить!».