– Ты готова отказаться от своих показаний?
– Нет, что Вы! – лепечет «потерпевшая», и почему-то краснеет и прячет от меня глаза. Я вижу, как иронично-снисходительно на меня посматривают адвокаты. Я слышу, как они эту «вокзальную подзаборную» называют уменьшительно-ласкательным именем «Людочка», и как эта «Людочка» буквально млеет от восторга.
Через пару часов помощник прокурора – толковая баба, которая поддерживает обвинение – «спешит обрадовать» меня:
– Эта сучка отказалась от показаний! Теперь её никто не насиловал, только один из них несколько раз ударил её в лицо, и то не «в контексте» изнасилования! Двоим – оправдательный приговор, третьего – под подписку о невыезде! Вот же тварь!
Я дожидаюсь оглашения приговора, выхожу в коридор и вижу сияющую рожу шлюхи и такие же сияющие физиономии трёх адвокатесс. Увидев меня, последние откровенно смеются мне в лицо. Я столбенею от ярости, но только на мгновение. Уже в следующее мгновение я вспоминаю Высоцкого: «Он слишком рано нас похоронил! Ошибся он – поверьте мне, ребята!».
– Ничего, блядь, будет и на нашей улице праздник!
Я стремительным шагом подхожу к шлюхе, хватаю её за руку и выдёргиваю из «тесного круга друзей».
– Вы что себе позволяете?! – пытается корчить из себя начальство одна из них.
– Молчать!
Вероятно, у меня такое «внушительное» лицо, что «несостоявшаяся защитница» моментально уменьшается в росте, а с физиономий двух её товарок победительные улыбки облетают, как осенняя листва с деревьев. Я тащу шлюху в свой кабинет.
– Сидеть тут, сука!
Я сажаю её на лавку для свидетелей, хватаю со стола папку, выхожу из кабинета и запираю за собой дверь.
– Нет, ну, какая сука!
Именно такими словами встречает меня прокурор: даже такого, как он, «достала» ситуация.
– Я как раз по этому поводу!
И я кладу на стол заполненный бланк постановления об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей. Прокурор читает – и болезненно морщит лицо.
– Ну, ты же знаешь, что через месяц будет амнистия?
– Ничего, пусть хоть месяц посидит на параше, сука!
Удивительно, но обычно нерешительный и трусоватый, на этот раз прокурор молча берёт печать, шлёпает её на постановление и расписывается в графе напротив своей фамилии.
– Действуй!
Я возвращаюсь в кабинет и вижу, что конвой – который уже не нужен – ещё не уехал. Подзываю к себе хорошо знакомого мне начальника конвоя и вручаю ему постановление об аресте.
– А где «клиент»?
Я отпираю дверь и вижу, как эта сука дёргает решётки на моём окне. У меня чешутся руки «вломить» ей от души, но я сдерживаюсь: мой ответ – впереди.
– Забирай!
На руках у шлюхи защёлкиваются «браслеты». Начальник конвоя «сопровождает» её кулаком в спину – и они исчезают за дверью.
На следующий день я бросаю все дела и еду в СИЗО. На мою удачу, сегодня дежурит моя выводная. Сегодня она мне нужна не только для того, чтобы доставить «клиентку» на допрос в следственный кабинет. Но сначала я предъявляю шлюхе обвинение.
– За что?!
Шлюха уже не улыбается. Всё точно по Высоцкому: «Но сегодня – не так, как вчера!»
Я разворачиваю Уголовный кодекс и в буквальном смысле тычу её носом в статью.
– Читай, сука: «Клевета, соединенная с обвинением в совершении государственного или иного тяжкого преступления, – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет».
Минуту она тяжело дышит – и вдруг потасканная её рожа кривится в ухмылке.
– Ничего – скоро уже амнистия.
Ох, как мне хочется врезать по этой мерзкой роже! Но я сдерживаюсь.
– Обвинение понятно?
– Понятно.
– Распишись за то, что «понятно».
Шлюха расписывается. Я складываю бумаги в папку, папку – подмышку, и выхожу в коридор со словами:
– Сиди смирно, сука!
Моя выводная – в коридоре.
– Пошепчемся?
– Слушаю тебя.
– Определи эти суку к профессионалкам. Пусть они её отделают так, чтобы на ней живого места не было, чтобы она, сука, даже на карачках не могла ползать! Сможешь?
Выводная усмехается.
– Только для тебя!
– Ну, ты же знаешь: за мной «не заржавеет»!
Мы легонько прижимаемся друг к другу – и я распахиваю дверь кабинета:
– Она – твоя!..
…С недавних пор я замечаю, как три адвокатессы из юридической консультации нашего района посматривают на меня с каким-то животным страхом. Больше на их холёных губах не блуждает ухмылочка по моему адресу. Я не сомневаюсь в причине: они наверняка видели свою «подзащитную» с фиолетовой рожей и на костылях. Ну, а я здесь ни при чём: таковы тюремные нравы. Я лишь исполнял служебный долг в строгом соответствии с действующим законодательством. Но не стану кривить душой: я почему-то не скорблю в связи с тем, что случилось с этой шлюхой. Оставляю это на совести адвокатов. Глядя мне в лицо и ухмыляясь, они думали, что этим уже сказано всё, что в этой истории поставлена точка. Ими поставлена. Только последнее слово оказалось за мной…
Читать дальше