Светлана Петрова - Город пяти удач

Но какая же пёстрая оказалась площадь!

Весёлые яркие палатки горошинами рассыпаны по ней вперемежку с людским гомоном. Ах, прекрасны все в мире базарные площади! Они – весёлые сестрички! Торгуют, играют, жуют пирожки, хохочут, бегают за воздушными шарами.

Вроде и не было дождя, а колесо обозрения так и искрится, яркое, свежеумытое, дрожа и погромыхивая.

Воздушные шары, привязанные к шатру над каруселью, стремятся взлететь в небо, и чем быстрее бегут лошадки, тем сильнее рвутся вверх.

«Сюда, сюда!» – кричат продавцы лотков с карамельками.

Разноцветные стремительные змейки каруселей подхватывают всех желающих. И вот они уже подпрыгивают в уносящих вдаль каретах, запряжённых лошадьми, повизгивая от удовольствия.

Рядом с каруселью расположились старушки – вязальщицы. Свежесвязанное тут же продавалось, а потом опять что – то вязалось, вязалось…

Стрелки часов на ратуше, основательно задумавшись, вдруг спохватывались и опрометью припускались в такт ходу петель…

– Покатаемся? – спросил Цуц, и все остановились. – Привет, Яжавами! Как сегодня карусель? – крикнул он замедляющим бег коням.

Только что дико круживший наездник, один, среди бешеного урагана мустангов, отозвался взмахом руки. Спрыгнув со ставшего ленивым коня, он поспешил к зовущим: «Завтра – будет ещё лучше!»

И они отправились гулять вместе по нарядной площади, где одна лишь ратуша с часами была строга и неподвижна.

«С левой – на правую, с левой – на правую, с левой – на правую, и – поворот, – бубнили вязяльщицы, – Где было – правое, тут станет – левое, тут станет – левое, ну же, вперёд! Серые – белые….белые – серые…серые – белые…»

Кто? Что это?!

Со всех сторон возникло серо – белое что – то и стало сгущаться. В крепчавшем тумане Носастик едва не наткнулся на стайку дружно улепётывающих гномов.

«Носаcтик, дай руку!» – крикнул Ушан, руку которого уже сжал Цуц.

Они уже почти не видели друг друга, бело – серый туман всё плотнел.

– Слушайте меня! – кричал Цуц, – Это – Безвременье! Бежим! Надо бежать!

– Куда? Не видно ничего!

– Держитесь за руки! Не останавливайтесь! Если остановишься – сразу заснёшь!

Они мчались, натыкаясь на кого – то и кого – то сбивая и сквозь кого – то проносясь.

«Думайте, куда бежите – там и будете!» – было последнее, что услышал Носастик. Его сбили с ног, и он кубарем покатился куда – то вниз.

Пынть был всегда счастлив. Но бывал и в полшаге от счастья – когда вспоминал, что потерялся, и что Цуца рядом нет.

Они с Цуцем открыли такую игру – бродить по городам. Которые есть далеко и близко, шумные и молчаливые, и которые они выдумывали сами.

Так много было видено городов, и так много было любимых, что Пынтю пришлось завести альбом, куда он заносил их. Сегодня Пынть представил свой альбом ярким, благоухающим букетом. Можно любоваться любым цветком, на который взглянешь!

Это – Мокрая роза! Я появился в нём в шумный вечерний пятничный час. На мокром тротуаре – радуги огней. Гибкие арки домов. И улицы изящные, тонкие, как узкие спины кошек. Каждую улицу бережёт свой запах. Одна – пахнет корицей, какао и слегка ликёром. Из кафе журчит музыка. Я приглашаю её на вальс. Кружась, вылетаю на другую, пахнущую фуксией с тонкой ноткой лимона. Там, где –то на втором этаже, за колыхнувшейся шторкой веселится праздник.

Я так заигрался, падая в объятия улиц этого города, что не заметил, как вымок насквозь. Отворилась стеклянная дверь кафе, и вот я уже в тепле; в камине потрескивает огонь, передо мной вечерняя газета, и в руках большая чашка горячего чая….

Незабудки. Вот этот город Паузы они открыли вместе с Цуцем. Затерянный – затерянный и далёкий от звуков, он был сам о себе очень скромного мнения, и будто переминался с ноги на ногу, робко поглядывая вокруг – «извините, что такой не видный». Был он цвета пастели и весь полушёпотом. Невысокие ровные домики парят в тумане. Может, в нём часто гостит осень, и долги сумерки. Там живут Воспоминания. Такие же, как и прежде, до того как попали сюда. В городе можно встретить воспоминания разных сезонов и возрастов.

«Наши?? Или других чьи – то воспоминания, похожие?» – вздрогнул Пынть.

Родители, держась за перила, медленно спускались со ступенек. Пара старых былинок, прибиваемых к земле. Они поддерживали друг друга, и, улыбаясь, шли мимо лощёных витрин, чужие всем, единственные друг для друга. Припорошенный тусклым светом фонаря на земле безучастно лежал скомканный платок…