Олег Новокщёнов - Архив барона Унгерна

К октябрю 1917 г. идеалистический туман, в котором находилось товарищество, мало-помалу рассеялся. Сначала тяготы военной жизни, а затем, страсти революционного лихолетья наложили отпечаток на судьбы членов «Табль-дот». В феврале пропал без вести Рой Рудольфус Антон Ромбоутс (ходили слухи, будто в день исчезновения его видели среди раздраженных солдат запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка). Ночью 26 октября во время вакханалии у Зимнего, как враг революции был арестован штабс-ротмистр Ипполит Волноногов. Проснувшись наутро совершенно трезвым (впервые за последние десять лет), он разоружил охрану и бежал [17] Современники описывают И. К. Волноногова как очень сильного человека. Судя по отрывочным сведениям, он обладал чрезвычайной ловкостью и был по-звериному хитер. Вообще, о штабсротмистре много и охотно рассказывали, например, о том, как в петроградских кафешантанах он на спор гнул бровями гвозди. Известно также, что из-за неумеренного хвастовства и крайней молодцеватости ему еще в полку было присвоено прозвище «Капитан Матамор – истребитель мавров». . Вечером того же дня состоялось экстренное собрание товарищества, на котором было принято решение о вынужденной эмиграции. Алоизий Моргенштерн, для которого русская земля не была родной, и Людвиг Яжборовский, носивший в своем сердце, как всякий поляк, смешанные чувства к Московии, роняли редкие, но крупные слезы. Волноногов причитал навзрыд. В хаосе поспешной эвакуации утерялась часть бесценных документов: блокноты, письма, дневники. Но спасать прошлое было поздно, la belle époque [18] Прекрасная эпоха (франц.). подошла к концу.

Путь беженцев лежал в Одессу. 2 марта 1918 г. трое членов «Табль-дот» вступили на пароход «Дюмон д’Юрвиль» с тем, чтобы, достигнув Константинополя, пересесть на прямой рейс до Марселя. В одной из сохранившихся записных книжек Моргенштерн описывает драматичное плавание:

«Путешествие казалось бесконечным и смертельно утомительным. Как только пароход вышел в открытое море, в умах пассажиров воцарился хаос. С воплем «Погибла Россия!» Людвиг бросился за борт. Ипполит Константинович, пьяный и несчастный, отказываясь верить, что мы на судне, отчаянно искал стоп-кран. Дамы, даже замужние, чувствуя, что это конец, отдавались с предосудительной легкостью, en passant [19] Мимоходом (франц.). . Все, включая команду, вели себя так, будто конечной целью нашего рейса был не Истанбул, а ледяное озеро Коцит».

Сойдя с экспресса Марсель – Париж, Моргенштерн и его соратники столкнулись с вопросом, который волновал всех русских эмигрантов: que faire? [20] Что делать? (франц.). Не прошло и месяца, как ученый подготовил всесторонне аргументированный ответ. В начале июня в конференц-зале фешенебельной гостиницы «Мажестик» на Av. Kléber был оглашен новый манифест товарищества «Табль-дот», названный внушительно и определенно:

"Il faut lutter pour l’art!" [21] «Надо бороться за искусство» (франц.). Опираясь на этот императив, Алоизий Моргенштерн приготовился перевернуть мир. Один из сотрудников издания «Последние новости» вспоминал:

«Моргенштерна было не узнать. Стремительный, полный кипучей энергии, он посылал направо и налево энигматические взгляды и сардонические усмешки, привлекавшие на его сторону решительно всех, и двигавшие с места, казалось бы, самые безнадежные дела… В его цепкие сети попадала всевозможная „рыба“: аристократы, банкиры, полицейские чины, метрдотели ресторанов, газетчики, содержатели ночных варьете, завсегдатаи пивных, а также дамы и городские сумасшедшие».

Развив фантастическую активность, Моргенштерн разыскал горстку университетских приятелей Р. Ф. Унгерна и добился от них предварительного согласия на публикацию его эпистолярных шедевров, заручился поддержкой нескольких крупных издателей и меценатов и даже нанес визит к Полю Валери, которого привел в замешательство, предложив написать историю пребывания Унгерна в Париже [22] Необходимо уточнить, что в конце 1921 г. слухи о смерти Унгерна были подтверждены очевидцами. Огромный резонанс в эмигрантской среде вызвал так называемый «последний приказ» барона: «Nota Bene: обнаружите Блюхера – немедленно расстрелять! Здесь, чорт возьми, действующая армия, а не институт благородных девиц, и не салон Анны Павловны Шеррер…» Эти слова передавались из уст в уста и звучали подобно магическому заклинанию. Ситуация, таким образом, благоприятствовала публикации сочинений барона независимыми лицами. .