В отношении Ивана и Клавы, всем жителям деревни было понятно, что денежки у них имеются и немалые. Народ, иногда пытался подзанять у Калёного, когда не хватало, на чего-нибудь, но всегда и все получали отказ из-за отсутствия денег, при этом Калёный в качестве доказательства указывал на свою скудную обстановку в избе, и на многочисленность «едоков» в семье. В конце концов односельчане поняли, что у Калёного просить взаймы, бесполезно, знали это и мы, родственники. Из-за своей патологической жадности, которая была присуща ему и его жене, они имели народные звания, скряги, скупердяи, за копейку удавятся и прочие «титулы». Не льготили, и не баловали Иван и Клава и собственных детей, и внуков. Разговор с ними, у них был простой, «вырастили мы вас, выкормили, в жизнь выпустили, дальше живите сами, как можете, но лучше живите скромно, бережливо, не шикуйте». В отличии от ветви «Калёных», все остальные сродственники нашего рода давали в долг всегда и охотно, кто сколько может, сроки возврата долга озвучивал сам заёмщик, ему всегда верили, пусть с нарушением сроков возврата, но долги всегда возвращались. Пришлось и мне, в своё время, воспользоваться этим беспроцентным внутри родственным займом, когда подошёл срок нашей с супругой очереди на покупку автомобиля «жигули». Денег не хватало, на половину от стоимости авто, но я их быстро собрал, объехав всех ближних тётушек жены.
Я спрашивал у Ивана, откуда у него такой дорогой, импортный радиоприёмник и однажды, он мне рассказал такую историю про радиоприёмник.
Рассказ Ивана. Привёз я, это радио, из оккупации, тогда много чего разрешали с собой везти, выменял я его у одной «фрау», за полбуханки чёрного хлеба. Таможенники при въезде на Родину, у нас, демобилизованных, не обыскивали багаж, такой приказ был им дан от нашего главного командующего. Привёз я это радио и нажил с ним много хлопот, пришлось его регистрировать в милиции, платить налог за прослушивание радиопередач, а пока, в деревне не построили клуб, у меня, в избе, была объявлена «радиоточка», и наш «колхозный актив» приходил ко мне в избу слушать правительственные радиопередачи, указы всякие, постановления, поздравления и прочее. Потом, оно, радио, сломалось, какая-то лампа сгорела, и с тех пор я храню его как память о молодости, о войне.
Как-то по весне, приехал я в деревню рано утром, Иван меня не встретил, пошёл я усадьбу обойти по забору, осмотреть, не было ли каких вторжений или нарушений на моей территории. Подойдя к прогону, между моим участком и участком Ивана Калёного, где-то в середине прогона, я увидел, что Иван стоит на четвереньках, на земле. Я подумал, что ему стало плохо, было ему за 80 лет, и быстро пошёл к нему. Шел я не шумливо, когда я подошёл к нему поближе, я увидел интересную картину, Иван, стоя на коленях, на ощупь, с глазами у него к тому времени, на самом деле, зрение ухудшилось, закапывал в колею палки с гвоздями, гвоздями кверху. Суть происходящего, я понял сразу, у Ивана был конфликт с соседом Олегом, усадьба у которого была через три дома от дома Калёного, а проезд прямо, по центральной улице был затруднён из-за ямы на дороге, которая в дождливые дни заполнялась водой и становилась не проходимой. Олег, наладился подъезжать на своём «Запорожце», к своему дому, по прогону Калёного, центральная дорога была разбита колёсами колхозной техники, из-за весенней распутицы. Калёный требовал у Олега, не ездить по прогону, потому что от этого проезда повреждался зелёный травный покров, потом нечего было скашивать для скотины, но Олег, как-то это требование не воспринимал всерьёз и часто его нарушал. Я не стал Ивана «нервировать» и тихо ретировался, обратной дорогой. Днём, Олег встретился мне у колодца, любимое место наших деревенских жителей для обсуждения всех новостей местных, пока крутишь цепь с ведром вниз и вверх. Говорю Олегу, «ты не езди по прогону у Калёного, Калёный „партизанит“, он там „мины“ ставит». «Да я уже понял», отвечал мне Олег, «на этой неделе, я пять проколов на колёсах клеил, Калёный „партизанит“ грамотно». Посмеялись мы с Олегом над превратностями жизни автомобилиста, я ему посочувствовал, на этом мы и разошлись, каждый со своим наполненным ведром.
Кончина Ивана Калёного. Эпизод последний. Иван Степанович ушёл из жизни в годах преклонных, около 96 лет, Клавдия Ивановна, как и все её сёстры прожила до 97 лет, после кончины Ивана Степановича, Клавдию Ивановну, из деревни, забрала к себе жить дочь, у которой в семье она и почила. На похоронах, и у Ивана и у Клавдии, присутствовали только члены их семьи, никого из родственных ветвей на похоронах их не было. Обычно, у других усопших из этого рода число прибывавших проводить в последний путь, доходил до 150—200 человек. После кончины Клавдии Ивановны, у неё в изголовье, под подушкой, дочка нашла вещмешок с деньгами, деньги представляли интерес только для нумизмата, так как были остатками от разных денежных реформ, и носили изношенный, истёртый вид. Вот результат длительной трудовой жизни двух людей, конвертированный в истлевшие банкноты разных временных, финансовых периодов жизни страны. Не было только денег новой России, стали жить они только на свои пенсии, а деньги получали и копили посредством электронных счётов, хоть что-то осталось наследникам. В доме так никто и не жил, не было в нём человеческого тепла, семейного уюта, когда дом окончательно рухнул, участок приобрёл новый владелец, который построил новый дом, стали жить на этой земле другие люди.
Читать дальше