Шагиту душно было в таком пространстве, и он всячески старался задержаться где-нибудь после работы, а в выходные куда-нибудь уехать. У него не было настоящих друзей. Кое-кто из соседей пытался сблизиться с ним, но Шагит никого в свою душу не впускал, лишь перебрасывался парой слов на садово-огородную тему.
На краю улицы была «самогонная» избушка. В ней жила кудесница, которая продавала огненную воду. Прозвали эту кудесницу Пистимией. Одинокая, жадная, скрытная, всегда понимающе относилась она к опухшим, трясущимся, небритым мужикам и давала в долг. Неуплаты не боялась – они добросовестно возвращали все, что были должны. Кое-кто даже сдавал назад пустую тару.
Шагит стал ее постоянным клиентом. Иногда он не ждал у забора, как другие, а заходил во двор, прикрыв за собой ворота. Часто выходил обратно только через час. Вероятно, они ждали, когда самогон накапает в бутылку.
По определенным числам, которые члены семьи знали наизусть, Шагита можно было увидеть на краю улицы. Его заносило то в одну, то в другую сторону. Сын и дочь играли у ворот. Завидев отца у начала улицы, они бежали домой, предупреждали мать и бабушку, а когда открывались ворота, Шагит еще долго ругал собаку во дворе, затем входил в дом, где перепуганные дети широко улыбались и радостно кричали ему: «Папа пришел, ура!» Теща – маленькая старушка в белом платке – робко выглядывала из-за своего шкафа и тоже приветствовала зятя. Жена, все с теми же черными косами, только теперь убранными на затылок, предлагала ему отужинать.
Она поначалу прятала синяки, говорила, что упала в темноте. Шагит уходил в запой на неделю, а когда нужно было садиться за руль, завязывал и спокойно шагал мимо дома Пистимии. Сила воли у мужика была железная. Как только выдавалась свободная неделя – снова в запой. Пел песни или ругался. А порой наматывал на руку волосы жены и таскал ее по всему дому, а то и по двору. Сын смотрел на это исподлобья, однажды он подбежал сзади и стал бить отца маленькими детскими кулачками в спину, но отец этого не заметил.
Лишь в семнадцать сын впервые ударил отца уже как мужик мужика. После этого они не разговаривали, а женщины старались сгладить конфликт. Как только сын пошел в армию, отец принялся мстить жене за побои сына, про что она, конечно, не писала ему в письмах.
Однажды супруги завели теленка, и нужно было заготовить для него сено. Шагит взял косу, тележку, спустил с цепи собаку и отправился с нею в лес. Его не было очень долго. Далеко за полночь прибежал пес и принялся лаять у ворот. Его впустили, а жена вышла и стала вглядываться в темноту, пытаясь высмотреть мужа. Он появился только минут через пятнадцать. На тележке большой мешок, битком набитый свежескошенной травой. Шагит прошел в сарай, вытряхнул его. Жена хотела помочь разложить сено, но Шагит велел ей идти в дом, а сам, убедившись, что она ушла, лег лицом на траву и долго лежал…
Вернулся из армии сын, женился. Дочь тоже вышла замуж. Теща уехала доживать в деревню. Шагит с женой остались вдвоем. Вскоре сын расширил родительский дом: появились еще одна комната, огромный коридор, просторная веранда, кухня. За две недели во дворе выросла баня. Шагиту теперь принадлежала целая комната. Он постоянно уединялся там. Жена обитала на кухне или в огороде. Спала в новой комнате, отдельно от мужа. Сын подарил им первую внучку. Потом дочь друг за другом родила девочку и мальчика. Летом внуков привозили к бабушке и дедушке на свежий воздух. Когда радостные внуки бежали обнять бабушку, она целовала их, а потом тихо и опасливо шептала на ухо: «Идите с дедушкой поздоровайтесь». Старшая обнимала деда, потому что так велела бабушка. Он будто заинтересованно спрашивал: «Как год закончила?» Внучка отвечала: «Без троек». Иногда Шагит смешно вытягивал губы, и до нежной детской кожи дотрагивалось нечто мокрое, колючее и неприятное, и это хотелось скорее вытереть.
Когда Шагит вышел на пенсию, запои стали чаще. Его не заботил приезд внуков, он ругался, выгонял всех, проклинал жену. В пьяном состоянии в нем просыпалась особая ненависть к ней. Он обвинял ее во всем: от невкусного обеда до высоких цен в магазине. Ему мерещилось, что она ему изменяет, и всякий раз он вспоминал случай из ее далекой молодости. Пенял, что взял ее не девушкой. Совсем рассвирепев, он мог ударить и внуков. Тогда они вместе с бабушкой прятались на чердаке.
Шагит долго и неразборчиво бормотал и провалился в поверхностный пьяный сон. Жена, наступая на выученные наизусть нескрипучие половицы, тихо прошла в свою комнату. Половицы знал и кот Рыжик – некоторые скрипели даже от его лап. Женщина тихо глядела в темноту, постепенно глаза ее закрывались… Ей снилось поле, большая кастрюля с горячим супом, которая вдруг увеличилась. Женщина тонула в густом бульоне, ей было невыносимо горячо, а гигантские макароны, словно водоросли, путались в ногах, не давая всплыть.
Читать дальше