Игорь Митюшин - Прошлое и наследие. Вчера и завтра

Даже развеселился чуть-чуть, за окном пасмурно, сопки изжились – стали волнами небольшими. Днем было веселее, т. к. очень живописные, крутые полные леса, глубоких ущелий сопки с изредка притаившимися деревушками под черно-серыми крышами и с одним возвышающимся вызывающе зданием а-ля церковь. 6.510–5.480 км.

(Рисунок) Если бы мы жили здесь, я бы снабжал тебя медвежатиной свежей, рыбой из Шилки, грибами, ягодами, птицей. Но, видно, мы с тобой и помрем у мамы на руках. Ничего, это все ерунда, т. к. я тебя очень люблю и еду к тебе. Правда, по теории относительности, чем больше любовь и стремление, тем больше сопротивлений. Чем ближе-тем дальше. Но, думаю, это последнее, что нас с тобой мучает сильно. Я думаю, моя любовь сбережет тебя от трудностей, думаю, что ты достойна этого, но вспоминаю, что тебе все время выпадали солененькие слезы да прощанья, так даже совестно. Милая моя девочка, я прижимаю твою головку и целую в твои мокренькие глазки. Ведь ты не плачешь? Будь стойкой, только люби меня! Тогда ты будешь без морщин и сама прелесть с тонкой талией (тьфу-тьфу), рядом с обветренным и облизанным морозом советским защитником моей подружки и нашего парня. Как парень, очень он тебя беспокоит, слушается ли? Скажи ему, что когда папа приедет, то купит ему горшочек эмалированный с ручкой и крышкой.

Навалил на тебя забот и уехал, тоже фрукт, но ты не отчаивайся. Самое ценное, если ты будешь хорошо учиться. Когда я приеду к 20 декабря, как говорил Наум Зиновьевич, мама твоя будет сидеть дома, а мы работать. Так что тоже подыскивай пока себе работу. Я думаю, что с Хабаровском все обойдется благополучно, как мне обещали. Мне только грустно, что так долго без тебя, а я очень тебя люблю, очень. Только ты пиши мне, как получишь точный адрес.

Вагон наш замолкает, даже пьяные матросы все меньше матюкаются. Познакомился с одним дядькой лет под 40, по национальности – что-то с нижнего Амура, работал в лагерях. Все знакомое по «Ивану Денисовичу», Коле и т. д. Интересно.

Милая девочка, как мои родители и как парня зарегистрировала, получила или нет свидетельство, что у тебя «получился» брак? Напиши мне.

11. 09. 63.

Добрый день, моя милая девочка, мой парень. Пишет вам ваш папа – офицер нашей славной победоносной армии.

…Прослушал я, как вести себя, и стали меня переодевать, мыть и т. д. Отругал старший лейтенант за погоны и нелепый вид пилотки… Поселили нас в казарме с большими окнами. Я во втором отделении. Получил ХБ (хлопчатобумажные брюки и гимнастерку), погоны, сапоги, суконное одеяло, белые простыни и наволочку. Угол готов. Подшил воротничок – я солдат. Смешной только.

…Только ноет сердце, как тебя вспоминаю. Парень еще не мой, только в последний день, когда он очень плакал, мне было не по себе. Я только о тебе скучаю… Со мной только боль от этого, ты – боль моя и грусть. Но ты, пожалуйста, не обращай внимания на мое хныканье, его не перепрыгнешь, а ты лучше занимайся парнем да учись.

Сегодня первый день занятий. Забавно и все по форме. Мне пока все известно и даже больше. В нашем взводе я один с вузовским образованием, и меня облекли доверием – я писарь нашего взвода. Веду журнал и записываю всякие фамилии, такой усердный, что выскочил за ворота без пилотки и обратно пришлось нестись за ней и т. д. Говорили с генералом, грубость и упрямство получилось…

Ладно, больше писать не буду. Люблю вас. Пиши мне быстрее. Привет твоим и моим родным. Я.

14.09.1963.

Родной мой Юрушка, ну ты не отчаивайся очень. Что касается меня, то я даже успокоилась немножко. Во-первых, ты будешь всего в сутках езды от Свердловска – это очень успокаивает (вот, видишь, какая я стала рассудочная). И потом, я воспринимаю это как суровую необходимость, которая могла тебя застать и здесь. Может быть, военный быт и очень заполненные дни отвлекут тебя, может быть, там будут интересные люди, появятся знакомства, друзья.

А мы тем временем поправимся. И я, и твой сын встретим тебя здоровыми, бодрыми, взрослыми, соображающими, может быть, кое-что и любить будем в сто раз сильней.

А сейчас наш Игоречек, по словам моей мамы, «такой маленький, а жить никому не дает». Ночи напролет мы с мамой его ублажаем, уговариваем пощадить нас, меняем ему пеленки, грелки, соски, поим его, моем, под утро передаем его моему папе и ложимся спать. Папа прижимает его к своему животу (женской грудью твоего сына уже не соблазнишь) и напевает ему что-то как мужчина мужчине. Наконец, наш Боженька засыпает то ли от послушания, то ли от собственной усталости.