Владимир Макарычев - Проданный Дом

– Земляк, дай рублик, на хлеб, – тихо попросил непонятно откуда появившийся давно не бритый мужик в застиранной осенней куртке.

В нищем узнал кумира восьмидесятых, капитана городской футбольной команды по кличке Хват. Всегда прежде жизнерадостного, одетого по последней моде в нейлоновую желтую куртку с круглым значком «Микки Мауса» и в клешоные американские джинсы. Михаил не удивился такому перевоплощению некогда успешного. «Сколько их спилось, опустилось, повесилось за двадцать девять лет после распада СССР?» – без осуждения подумал и вложил в трясущуюся ладонь вчерашнего красавца сто рублей. Как раз на бутылку водки. Низвергнутый авторитет восьмидесятых предупреждал об изменчивости прошлых ценностей, их недолговечности.

Брат ждал. На столе появилась тушеная лосятина с картошкой. Облепиховый чай, суповая тарелка с медом в сотах. Необыкновенное радушие не насторожило.

Разговор, как обычно, начался издалека. С местных новостей.

– Каждый день хоронят. Кладбище становится местом встреч живых, как раньше субботние базары. Недавно дерево ветром повалило и зашибло мужика. Родственники покойного судятся с мэром. Тот у нас молодой технократ. Повар по профессии. Чудные распоряжения издает. «Коров можно водить только по трем улицам, за веревку и в специальном наморднике». Иначе штраф. От прошлой профессии осталась любовь к собакам. Привык, работая в столовке, подкармливать костями. Это у нас неприкосновенно. Как на загнивающем Западе сексуальные меньшинства. Скоро, как на женщин, и обернуться нельзя будет. Засудят. Слово-то странное, харассмент. Домогательство по-нашему. По субботам сам мэр патрулирует улицы с волонтерами из пенсионерок-учительниц. На камеру фиксируют нарушения. Кто в обнаглевших собак палкой или камнем бросит. Домогается, значит. Административный протокол. Полицаи, их развелось неимоверное количество, совсем тронулись. За переход улицы в неположенном месте штрафуют. У нас и тротуаров-то почти не осталось! Задумали паспорта на улицах проверять. А чего их проверять? Все и так друг друга в лицо знают. Велик ли городишко! В общероссийские сводки попал двадцатилетний макаровец. Оказался держателем международного порносайта! Отделался штрафом в три тысячи. Коммунальщики словно с цепи сорвались. Тарифы каждый месяц повышают, а президент говорит инфляции нет. Конечно нет. Мы отключаемся от котельных, водопровода. Из благ цивилизации оставляем лишь электричество. Нет работы и платить нечем. Скоро, глядишь, как старообрядцы в скиты лесные побежим прятаться. Примеры имеются. Лешими их называют.

– Как ни приезжаю, ты критикуешь. Сначала коммунистов ругал, а хвалил демократов. Во всех разочаровался. Нельзя строить жизнь на одном негативе.

– Я неравнодушный, – примирительно улыбнулся младший брат.

– Почему не пойдешь на выборы мэра или местного депутата, неравнодушный ты наш? – подначил в свою очередь.

– Власть дается не любить, а давить. Не хочу участвовать в насилии над народом.

Михаил вспомнил деда по матери, обходящего стороною начальство:

– У тебя от деда Ивана передался ген страха перед государством. Ему простительно. Три войны рядовым прошёл. Гражданскую, финскую и Отечественную. Пять лет ссылка в наказание за плен, бухгалтером на лесозаготовках. После зарекся на государство работать. В религию ушел, церковным казначеем. Говорил: «В России лучше за стадом ходить, чем стадо водить».

Наступила пауза, обещающая примирение. Их встречи обычно начинались проверкой взглядов.

– Не прибедняйся, – продолжил мирный курс Михаил. – Лосятинка, медок, картошка. Свое. Сплошная экология, не то что в большом городе.

Брат хитро улыбнулся:

– Не понять москвичам. Вы живете, а мы выживаем.

– Мне бы так выживать!

– Думаешь легко за пчелками ходить, мясо в лесу добывать? Я подсчитал, в прошлом году двести километров по лесу отбегал. Ладно спорить. Поехали смотреть квартиру, да оформлять документы. Ты еще не раздумал?

Михаил утвердительно кивнул. Последние сомнения, связанные с повышенным налогом для неместных, уже не отпугивали.

Через пять минут заезжали во двор каменного двухподъездного дома на двенадцать квартир. В советское время получить в нем жилье считалось престижно. Куст сирени, где когда-то стоял столик для домино, вымахал с целое дерево. На месте цветочных клумб появились автомобильные покрышки, покрашенные в цвета российского флага. Заросшая бурьяном детская площадка и почерневшие от времени хозяйственные постройки. Некогда белоснежный кирпич дома превратился в серую застиранную простыню. За скрипучей деревянной дверью общественного подъезда сконцентрировался резкий кошачий духан. Он, как взрывная волна, заставил отпрянуть.