На трибуне выступали начальники. Толстые, солидные дядьки. Всем было весело, все кричали: «Ура-а-а!». Рядом со стадионом было кафе «Ветерок». Нам что-то покупали. Булочки, плюшки, кексы, коржики. Поили соком. Сок был в таких длинных конусообразных емкостях, с краником.
Вечером обязательно накрывали стол. Собирались родственники, друзья, соседи. Мы, малышня, схватив пару пирожков, убегали на улицу. Только когда темнело, возвращались в дом.
Мир! Труд! Май! 1980-е. (фото из интернета).
О церковных праздниках речь не шла. Сколько себя помню, никто никогда не упоминал, какой сегодня день, какое событие, какой праздник. Я не знал ни Сретения, ни Благовещения, ни Преображения.
Только на Вход Господень в Иерусалим появлялась веточка вербы. Бабушка наряжала ее бумажными розовыми цветами из гофрированной бумаги. Получалось очень красиво.
И на Пасху она всегда красила яйца. И одно клала к старенькой маленькой иконке, которая стояла высоко на шкафу. Читала ли при этом какие-то молитвы, сказать не могу.
Но на кладбище мы ходили, это я помню. И в Радоницу, и в Троицкую субботу. Значит, вера в семье была. По крайней мере, у бабушки. И хоть крестиков никто не носил, крещенными были все.
Церковь была в Уржуме. Единственая в округе, которую не закрыли. Или не успели закрыть. Маленькая, тесная. На фоне большого, разграбленного и оскверненного собора.
Ее не тронули даже в хрущевские времена. И район там чужой, и родственники. У моего родного дяди Саши, у жены, тети Натальи – мать с отцом. Отец меня туда и повез.
Мой будущий крестный, дед Володя, сказал: надо крестить! Раз сказал, значит надо! И окрестили.
Конечно, я этого не помню. Что может помнить младенец, которому не было и года. Рассказывали, что уже потом у отца на работе были какие-то проблемы. Кто-то все же настучал. Но, так как он не был членом партии, отстали.
Крестный – Владимир Григорьевич Карташев (1927-2002), с женой – Евгенией Георгиевной (1925-2019).
Никто тогда даже предположить не мог, ни родные, ни крестный, что я стану священником. И буду сам крестить людей.
Когда бабушка умерла, в ее сундуке я нашел кусочек старой засохшей просфоры…
– Не спишь? – бабочка села на прикроватную тумбочку.
– Нет. Думаю!
– О чем?
– Обо всем. Например, о любви! И еще о жизни и смерти.
– Философ! Что ты о ней знаешь? О любви!
– Ну-у…
– Она, любовь, превыше всего! И жизни, и смерти. Понял?
– Да.
– А раз понял, спи. Потому что любовь – это Бог!
Ангел исчез. Мне показалось, что это ветер ворвался в комнату. Пришлось встать, закрыть форточку.
– И правда, что может быть дороже жизни? – подумал я засыпая. – Только любовь…
Любовь – что это? Кто только не задумывался над этим вопросом. Над этим ломали голову многие великие поэты, писатели, художники, музыканты. Нарисованы сотни картин, сняты тысячи художественных фильмов. Написаны тысячи, десятки тысяч романов, стихов, пьес. Несчетное число музыкальных произведений. И все равно снова и снова задается вечный неразрешенный вопрос: любовь – это что?
Какой бы человек ни был – хороший он, плохой ли, всегда найдется тот, кто все равно его любит. Потому что – «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1Кор.13,4—8). Мать, жена, отец, брат, сестра. Много таких, кто тебя любит. И даже будь ты распоследней сволочью, все равно найдется кто-то, кто тебя не бросит и пожалеет. Кто даст тебе кусок хлеба и приютит. Кто тебя спрячет и не выдаст. Кто отдаст тебе все, что у него есть. Ибо «…любовь не делает ближнему зла» (Рим.13,10).
Сколько бы ты не прожил, рядом с тобой всегда она – любовь. И всегда оно – горе. Они сопровождают тебя всю твою жизнь. И в детстве, и в юности, и в старости. Только в разные временные промежутки и любовь разная, и горе не одинаково. Но одно исходит от другого. И неразделимо. Твои горе и твои слезы – это всегда плата за твою любовь. По-другому никак! Ты потому и человек, что можешь и любить и горевать. А если не любишь, то и горевать-то ни к чему.
Читать дальше