И ко мне изменилось отношение деревенских изменилось. Может, благодаря Танькиному авторитету (способна ведь и в морду дать!). А может, благодаря моим «заслугам» в местном клубе. Женщины стали носить короткие стрижки. Тёмно-зелёные, синие пальто в пол… Впрочем, красить волосы многие не отважились. Но тушь для ресниц появилась почти у всех. Всё чаще стали «ходить» по улицам брюки, маняще облегая изящные женские ножки…
Так что первую мини-революцию в своей творческой жизни я совершила! Правда, броневика под рукой не оказалось. Были лишь огромное желание помочь этим «затюканным» женщинам измениться.
Даже через год, уехав в райцентр играть в КВН, я приезжала в гости к Таньке. Ну как в гости… Дом Михалллны стал для меня родным. Её родня – моей роднёй. Её деревня – моей.
Меня здесь ждали. С любопытством рассматривали наряды и очередное безумие на моей голове.
Меня по-своему любили и жалели. Городская ведь. Коров не доит. Не прядёт. Не шьёт. Пестик от тычинки отличить не может.
С Татьяной Михайловной мы дружим по сей день. Я живу в Омске. Она – за 400 км от города. Но это не мешает нам общаться. Делиться друг с другом радостями и печалями.
Порой так не хватает её смеха. Звонкого, как колокольчик. Не хватает её мудрых слов. И житейского опыта.
Не хватает пушистого белого-белого снега, огромными шапками развалившегося на крышах. Не хватает потрескивающих в печи дровишек и незабываемого запаха хвои. Огромных, как крылья бабочки, снежинок. И Танькиного румянца на круглом, радостном лице.
Когда подрастут мои мальчишки, мы с мужем обязательно повезём их в деревню к Михалллне. Они будут звать её «баба Таня». Учиться носить воду в вёдрах на коромысле. Топить печь. Забирать куриные яйца из гнезда несушек. Кормить овечек. Осваивать всё то, чему они никогда не смогут научиться, живя в городских благоустройках с большими светлыми комнатами…
…Мы смотрели друг на друга глаза в глаза. Щука вытаращила матовые зенки, яростно била длинным серым хвостом, пытаясь выскользнуть из крепких рыбацких рук.
– Исполнишь три желания? – спросила я.
Гневно захлопнув зубастый рот, рыба отвернулась и затихла. Обиделась наверное. На Емелю я не похожа, а щука, видимо, не обладала волшебным даром.
Я приехала в маленькое село с красивыми домами и людьми. Здесь был рай для творческих людей. В Доме культуры собрался талантливый театральный коллектив, а в Центре семейного досуга молодёжь играла в КВН.
Бывшее когда-то рыбацкой деревушкой, село сохранило традиции предков. Люди в нём жили открытые и гостеприимные. Здесь умели готовить отменную уху и гнать самогон, по цвету и вкусу напоминающий коньяк. Во многих семьях мужики занимались нехитрым промыслом и… браконьерством. Ведь стерлядь и пушнина всегда в цене. Вот местные и зарабатывали, расставляя по ночам сети в Иртыше, а капканы – в таёжных лесах, начинающихся на правом берегу…
Но с появлением в селе новенького работника прокуратуры спокойная и сытая жизнь для многих закончилась. Север на своём карьерном компасе Марк (так звали следователя) выбрал сознательно.
– Да здесь и работать-то не надо, – говорил он. – Лежи себе на печи да жуй калачи…
Но когда приступил к работе, понял, что калачи жевать будет некогда. Молодого следака загрузили по полной, выдав уйму нераскрытых дел. Надо признать, что Марк был отличным специалистом. Практика давалась ему легко – он раскрывал преступления одно за другим, удивляя руководство и вызывая тихую ненависть местных мужиков. Он стал, образно говоря, занозой на мозолистых руках браконьеров: взяток не брал, угроз не боялся.
Некрасивый, с совиным носом и торчащими ушами, прокурорский работник почему-то пользовался повышенным вниманием у женщин. Туманный взгляд блуждающих серых глаз следака и песни под гитару сводили сельских дам с ума. В романтичном порыве они сдавали мужей и любовников, простодушно выбалтывая Марку тайные места нелегального промысла.
Поселившись в нашей общаге, Марк оперативно провёл досмотр комнат в поисках вкусностей и досуга. Ко мне забегал на чай, к соседке – за любовью, к коменданту дяде Васе – одолжить рубли до получки.
Парень любил выпить «чистенькой», вкусно поесть и повеселиться. За чужой счёт, конечно. В один из дождливых вечеров мокрый и пьяный Марк постучал в мою дверь. От него пахло самогоном и беляшами. Помешивая ложечкой горячий чай, он плакал, как ребёнок. Устал от ночных дозоров, чередующихся с многодневными пьянками. Устал ночевать в чужих постелях. Устал жить…
Читать дальше