Анатолий Агарков - Село Хомутинино - нравы и люди

А он на Чокорево и Чокорихе вручает дары несметной цены. Приняла бабка шкатулку, отварами гостя напоила, почивать уложила – мол, утро вечера мудренее.

Привела поутру купца на берег Подборного – тут недалече, шагов триста – открывает шкатулку: «Мои, говоришь? Ну так, за сердце держись». Взяла горсть самоцветов ладонью старческой, размахнулась и кинула камни бесценные в воду. С легким плеском вспороли они гладь озерную и пропали с глаз.

Дыхание сперло миллионщику Зотову, малиновой морда стала – будто не человек совсем, а готовый апоплексический удар. Старуха же с ловкостью карманника из шкатулки в воду бросала самоцветы такой цены, что любой ювелир потянулся бы за таблетками. Схватился за сердце и купец….

Когда последний бриллиант канул с глаз, Зотов бездыханный лежал… Ну, почти.

Перекрестилась Чокориха, поставила пустую шкатулку на пенек и удалилась, шаркая старческими ногами.

Долго ли коротко время шло – оклемался купец. Сел и задумался – что же произошло? Посмеялась над ним ведьма старая, выжившая из ума! Пойти, пришибить за надругательство над чувством купеческим? Так завсегда успеется. Пусть ее! Попробовать бриллианты достать, пока никто не пронюхал? Видел место, где падали – не глубоко.

Больное тело к тому времени настолько окостенело, что Зотов боялся утонуть и на мелководье. Но жадность такая штука – пуще страха она… Залез, ныряет, на четвереньках по дну ползает, ил руками перебирает, хотя каждое движение болью в теле отдавалось – весь измазался черной грязью, но до заката нашел-таки несколько самоцветов.

Ночью греется у костра, размышляет. Черт с ней, бабкой – пусть живет дура-дурой. Посмотрел на камешки, в шкатулку возвращенные, прикинул в пересчете на стоимость – столько в день он никогда не зарабатывал. И решил остаться – пока лето, пока тепло стоит, собрать безумной старухой выброшенные сокровища.

Такова мудрость раба денег – в могиле ногой одной, а своего не упустит: ни перед чем не остановится, раз ему в голову вступило.

С утра, чуть роса с трав сошла, купчина уж в озере елозит – камни свои шукает. Как солнцу в зенит, пришла на берег Чокориха – с пшеничной лепешкой да кувшином козьего молока.

Зотов поел, подобрел и говорит старухе: «Обиду стерплю, только ты ни кому не говори, что сотворила». «Ищи-ищи, любезный, ни единой душе не промолвлюсь», – отвечает та.

Два месяца собирал сокровища купец Зотов на дне Подборного – треть из того, что было в шкатулке, возвернул. Но все кончается – кончилось и тепло: зимой потянуло.

Засобирался Зотов домой. Чокорихе говорит: «Ты обещала – слово держи: чтоб никому».

«Езжай-езжай да следущим годом возвертайся».

Уехал купец и не вернулся. За делами, от жадности затеянными, не заметил Зотов, как излечился – парша сошла, руки-ноги распрямились, здоровьем да силушкою тело налилось: краше себя прежнего стал. Немедля женился на избраннице – детей полный терем завели. От дел не отошел и щедрее стал на благотворительность.

А мудрая Чокориха, говорят, по сей день жива – только избушки ее не стало.

Вот такой сказ.

А сокровища на дне Подборного нет-нет да находят в прибрежной грязи.

Местным ваятелем по дереву увековечена Чокориха: сидит она с кувшином в руках у самого берега – должно быть купчине Зотову молочка принесла. Ведь какова! Додумалась, как купца излечить – тому бы в жисть не решиться сокровища в воду бросить…

И жадность порой бывает полезна.

К чему легенды пересказал? А вот! Любопытствую – из-за каких событий печаль имеет смысл, а радость причину. И еще хочу знать, до какого предела могу дойти в своих надеждах – в воображении-то давно поднялся до уровня некомпетентности…

А у деревянной Чокорихе на берегу Подборного не здоровья при встречах прошу, а счастья и мудрости. Хочу писать книги и хронически высыпаться в чистой постели, не думая о еде и сексе на сон грядущий.

Счастье это когда вернешься домой, а там никого нет – тихо, чисто, пахнет приятно: ведь порядок он и в лачуге отшельника уют создает. Только его надо тупо и методично поддерживать, а то привыкнешь жить в хлеву и не заметишь, как шерстью обрастешь. Это я знаю наверняка, и в голову не приходит, что можно жить как-то иначе, хотя разные ученые-медики квалифицируют одиночество, как форму психического расстройства.

Но пусть тогда скажут умники – куда нас уносят дороги жизни? Куда так торопимся мы, сбиваясь и путаясь, не желая замечать истины? К чему стремимся, рвем душу – суетливые и незрячие – на что рассчитываем? Не спешим понимать, что происходит вокруг, и надеемся на подсказки из телешоу.