Татьяна Славина - Сказки

Всю зиму ждала князя Онежка. С раннего утра до позднего вечера вглядывалась она в даль. Метель заметала околицу снегом, а Онежка все смотрела на дорогу. Январское солнышко слепило глаза, а Онежка все смотрела и смотрела. Сосульки повисли на крыше, а потом стали сочиться водой и растаяли совсем. А Онежка все ждала и смотрела на дорогу, все смотрела и ждала.

Наконец дорога потемнела, сугробы осели. Высоко-высоко в небе зазвенел первый жаворонок. Ветер донес издалека топот конских копыт.

– Едут! Едут! – закричали мальчишки. – Ратники возвращаются!

Онежка накинула на плечи заячью шубку и выскочила на крыльцо. Где же он, любимый князь?

На улицу высыпал ликующий народ. Полетели вверх шапки, радостные крики вспугнули с деревьев грачей. Однако ратники в ответ не вскинули копья. С горькими улыбками на губах они прятали глаза. Неужто не победа? Неужто – поражение?

Впереди дружины ехал князь. Был он тоже невесел, хотя и старался это скрыть. Заметив на крыльце Онежку, опустил глаза и покраснел. И только тут девушка увидела, что рядом с князем на вороной кобыле едет закутанная в собольи меха молодая женщина. Гордо вскинув голову, она свысока поглядывала по сторонам.

Вот и княжеский терем. Спешившись, князь помог сойти с коня незнакомке. Потом он протянул ей руку и повел вверх по ступенькам.

– Прошу любить и жаловать молодую княгиню, мою жену и вашу хозяйку, – обратился князь к челяди.

Онежка едва удержалась на ногах. Она так ждала князя, так молилась о его благополучном возвращении! И вот он здесь – живой и невредимый, но теперь совершенно чужой.

– А как же я? – хотелось крикнуть девушке, но слова застряли у нее в горле.

– Смирись, голубка, – прошептал ей сокольничий князя. – Наша дружина была наголову разбита братом княгини. Условием мира стала женитьба нашего князя на сестре победителя. Теперь уж ничего не поделаешь.

– Но как же…

– Смирись! – повторил сокольничий и потянул ее с крыльца. – Тебе лучше не попадаться на глаза молодой хозяйке.

Так Онежка снова оказалась в маленьком домике у самой околицы. С утра до вечера сидела она перед окном с иголкой в руке, расшивая сорочки княгини. С утра до вечера капали слезы из ее глаз на затейливые цветные узоры. А когда белошвейку известили о новом заказе – рубашонках для будущего наследника князя – слезы бедной Онежки стали еще солонее.

И все же на столе стали расти две стопки сшитых рубашонок. Одна, побольше, из тонкого полотна с красивой вышивкой – для будущего ребенка княгини. Другая, поменьше, из небеленой холстинки – для дочки белошвейки. Девочка родилась в конце лета, за три месяца до рождения княжича.

Прошло пять лет. Ни разу за эти годы князь не видел Онежку. Ему сказали, что девушка ушла в тот самый день, когда он возвратился из похода с молодой женой. Сначала князь опечалился, а потом и рад был тому, что не нужно объясняться с любимой.

– Должно быть, все к лучшему, – уговаривал себя князь. – Онежка со временем утешится, замуж выйдет, матерью станет.

Но однажды на лугу он увидел светловолосую девчушку. Та весело гонялась за бабочками, хохотала, рвала одуванчики. Рубашонка девочки, хотя и сшитая из серого небеленого холста, была украшена затейливой цветной вышивкой.

– Кого напоминает мне эта малышка? – задумался князь.

Наивные ярко-синие глаза взглянули на него, и князя словно обожгло.

– Онежка! Это же вылитая Онежка!

Раскинув руки в стороны, князь пошел на девчушку.

– А вот я тебя сейчас поймаю!

Девочка залилась звонким смехом и с готовностью вступила в игру с взрослым дядей.

– Не догонишь! Не поймаешь! – кричала она.

Однако через пару шагов малышка запуталась в высокой траве и упала бы, не окажись в крепких мужских руках.

– Чья же ты, такая озорница? – улыбнулся князь.

– Мамина! – не задумываясь, ответила та.

– А где же твоя мама?

– Там! – махнула девочка рукой в сторону маленького домика у самого края луга.

– Давай-ка я отнесу тебя домой, – сказал князь. – Наверное, мама и папа уже соскучились по своей дочке.

– А у меня нет папы, – пожала плечиками кроха. – Только мама. Она со мной редко играет, потому что работает белошвейкой у самого князя.