Лилия Подгайская - Разноцветные грани жизни

Мужчина вгляделся в лицо дочери. Она, по всем признакам, его понимала.

– Рассмотрим это на нашем примере – на птицах, – продолжил он. – Одно дело сделать скворечник и повесить его на дереве, чтобы птицы могли выводить своё потомство, не опасаясь врагов. Или в морозную зиму закрепить кормушку на ветке, не забывая подсыпать туда семечек для синиц и воробьёв. Это хорошая доброта, деятельная и разумная. И совсем другое выбрасывать бездумно хлеб возле мусорок голубям детом. Зачем? Здесь нет ни доброты, ни логики.

Мужчина задумчиво помолчал.

– Вот так, дочка, – подвёл он итог неожиданному разговору, оказавшемуся очень серьёзным. – Надеюсь, ты поняла меня правильно.

Девочка энергично закивала головой.

– Я поняла тебя, папа, – ответила очень серьёзно, – и знаю теперь, что поступила неправильно.

Она слегка поморщилась, но решительно продолжила:

– И я извинюсь перед Елизаветой Анатольевной, папа. Она мне совсем не нравится, и её многие в классе не любят. Но я так поняла, что это сделать нужно.

Иван Сергеевич наконец улыбнулся.

– Ты всё правильно поняла, малышка моя, и я горжусь тобой.

И мужчина ласково обнял худенькие плечики девочки, прижимая её к своей груди. А Саня блаженно замерла. Ей было так хорошо в кольце сильных рук отца, глядя на которого она строила свою жизнь.

К директору школы Иван Сергеевич, конечно же, сходил, и они хорошо поняли друг друга. Анна Евдокимовна была человеком старой закалки и умела видеть людей в истинном свете. Перед учительницей биологии Саня Соколовская извинилась при всём классе, и травмированное самолюбие Елизаветы Анатольевны получило целительный бальзам на рану. А отцовское беспокойство Ивана Сергеевича только возросло. Сколько раз ещё ему предстоит наступить на спрятанные в траве грабли, пока его дочь повзрослеет? И станет ли ему спокойней, когда это произойдёт?

Школьный звонок, громкий и требовательный, уже отзвенел, и в длинных коридорах стало пусто и тихо. А немолодая уже учительница русского языка и литературы припаздывала в свой класс. За грудиной что-то сдавило сильней обычного, а ноги стали как ватные. И женщина позволила себе малюсенькую, совсем крошечную передышку – сунула под язык таблетку и на минутку остановилась, привалившись плечом к стене. «Вот так и отдам Богу душу когда-нибудь прямо в школе, – подумала невесело, а потом всё же приободрила себя, – хотя на самом деле это куда лучше, чем умирать одной в своей комнатёнке в многокомнатной коммуналке или на продавленной койке в больнице». И она бледно улыбнулась своим мыслям.

А в седьмом «Б» классе было шумно.

– И где это заблудилась наша Крупская? – негромко спросил известный на всю школу хулиган и задира Колька Петров.

Вокруг раздались угодливые смешки. Колькин кураж многими воспринимался как шик. А учительницу и правда звали Надежда Константиновна, хотя фамилия была совсем другая, разумеется.

Но тут дверь открылась, и на пороге появилась сама учительница. Она выглядела немного бледнее обычного, хотя в целом была строгой и подтянутой как всегда.

– Здравствуйте, дети, – проговорила негромко и прошла к своему столу.

Начало урока Колька пропустил мимо ушей – отвлёкся на самозабвенную драку воробьёв за окном. Но вдруг что-то привлекло его внимание, и он прислушался. Оказывается, учительница вела речь о знаменитом пролетарском поэте, певце революции Владимире Маяковском.

– И я достаю из широких штанин… – начала она декламировать стих изучаемого по программе поэта и вдруг замолчала, наткнувшись на откровенно издевательский взгляд Кольки.

И было в этом взгляде нечто такое, что она, как педагог, оставить без внимания просто не могла.

– Нет, совсем не то, что ты подумал, Петров, – проговорила сухо, и класс грохнул смехом.

А учительница пояснила:

– Пламенный революционный поэт с гордостью говорит здесь о советском паспорте, который образно называет молоткастым и серпастым.

– И почему же он застрелился тогда, если был такой пламенный? – не удержал язык за зубами Колька.

– А ты откуда такое взял? – опешила учительница.

Ведь в школьном учебнике об этом не было ни словечка.

– Так мне бабушка рассказывала, – откровенно признался мальчик. – Она у меня много чего знает.

– А кто твоя бабушка? – позволила себе полюбопытствовать Надежда Константиновна.

– Она контрреволюционерка, – брякнул в запале Колька и сам понял, что хватил лишку.