Геннадий Евтушенко - Запас прочности

«Ни фига себе, – подумала она. – А с виду пацан пацаном, только чуть постарше меня». Лиза слегка смутилась, но не подала виду, что комсомольский деятель произвел на нее впечатление. Постаралась придать лицу серьезное выражение, подумала: «И что ему надо? Мотька, небось, снова натворил чего-нибудь. Вот сорвиголова! А мне теперь отдуваться… Но лучше мне, а то батяня узнает – снова комедию с ремнем разыгрывать будет».

Батяня, Фёдор Николаевич, руку на детей ни разу не поднял. Только и того, что пригрозить мог. Прихватит, бывало, Мотю, поставит перед собой, посмотрит с укоризной и скажет сурово, с металлом в голосе:

– А ну неси ремень, бить буду.

Матвей сначала пугался, начинал ныть и божиться, что «это последний раз, я больше не буду». Потом все же приносил ремень, и Фёдор Николаевич, потрясая им перед Мотькиным носом, долго укорял его за «срамное поведение» и наставлял на путь истинный. На том дело и заканчивалось, и никаких телесных наказаний. Матвей со временем оценил ситуацию, но вовсю подыгрывал отцу и по-прежнему божился, что больше не будет.

Мама – другое дело. Могла и подзатыльник дать, и к попе полотенцем приложиться. А с Мотьки как с гуся вода, и в кого он такой уродился? Дня не пройдет, чтобы он где-нибудь не нашкодил.

Лиза исподлобья взглянула на инструктора горкома, вздохнула:

– Так что, Матвей дорогу домой забыл? За ручку надо было вести?

Комсомолец с улыбкой взглянул на нее.

– Может, для начала познакомимся?

Лиза удивилась:

– Так вы ж слышали, как меня Мотя назвал. Или мне книксен сделать?

– Да не расслышал я твоего имени. И вообще, когда люди знакомятся, каждый сам себя называет.

Лиза усмехнулась:

– Это у вас в горкоме так заведено? А у нас, у простых комсомольцев, все проще.

Она хотела еще что-то сказать, но Дима ее опередил:

– Так ты комсомолка? Что ж ты выпендриваешься? Или неприятностей для брата хочешь? Давай по-простому. И вообще, раз ты комсомолка, нечего мне выкать. Симпатичная девчонка, а строить из себя пытаешься какую-то…какую-то… – он не мог подыскать подходящее слово.

Лиза прыснула вдруг и залилась колокольчиком. Наклонилась, закрыв лицо руками, пытаясь остановиться и придать лицу серьезное выражение, но смех, невесть откуда взявшийся, душил ее, и Лиза, не в силах удержаться, отняла руки от лица и расхохоталась.

Дима с удивлением смотрел на нее.

Наконец Лиза успокоилась, промокнула платочком заслезившиеся от смеха глаза, серьезно взглянула на Диму и сказала:

– Извини, смешинка в рот попала, больше не буду. А вообще-то ты прав: мы ж комсомольцы. Чего выкать? – Вздохнула. – Лизой меня зовут. – И без паузы продолжила: – Ну, что там еще Матвей наш натворил? Он по этой части бо-о-ольшой мастак.

Диме этот смех и слова девушки были очень кстати. А то он совсем запутался в своей фразе и не знал, как ее закончить. Дело в том, что Лиза Дмитрию сразу понравилась и он пытался произвести на нее впечатление. Должность инструктора горкома ставила его в выигрышное положение, и он хотел завернуть фразу покруче, покрасивее. Да так и начал, а вот с окончанием заминка вышла. Вообще-то Дмитрий был шустрый парень. Все в его руках и вокруг него вертелось и горело! За что ни возьмется – сделает. А вот говорить красиво не умел. Тут уж ничего не поделаешь: семь классов, они и есть семь. А при его загруженности в горкоме книжки читать было некогда. Да и чего греха таить, не приучен он был с детства к чтению. Рос как трава в чистом поле. Родители с утра до ночи на работе, у Жорки, старшего брата, своих дел невпроворот. Одна только сестренка Шура занималась его воспитанием. Да и воспитание это сводилось в основном к одежке да кормежке, не до эстетики было. Улица его воспитывала, двор. Двор – хороший воспитатель, хотя своеобразный. Здесь книжки особо не читают и на образование не смотрят. Зато любого пацана насквозь видно: кто чем дышит и чем живет. Слабака, подлизу, ябеду или труса двор сразу вычислит. Во дворе сильные сплачиваются, слабаки становятся изгоями и объектом для насмешек, а то и издевательств. Подростки, как правило, стесняются сентиментальности, а жестокость кажется геройством. Димка с детства слабаком не был, тут он сразу стал своим. Благо Жорка в том же дворе рос, с хулиганьем не дал ему связаться, и в тюрьму он не загремел, как некоторые из его дружков. Хотя близок был к этому. Окончив семь классов, Димка пошел на завод – денежку для семьи зарабатывать. Сразу остепенился, вступил в комсомол и развил бурную общественную деятельность. Поэтому и продвинулся быстро. Вскоре и в горкоме комсомола оказался. Начальник его, Прохоров, был человеком умным. Он быстро и правильно оценил Димкины способности и никакими бумажными делами его не загружал. Дмитрию поручали живую работу: организовать сбор металлолома, рейды молодежи по поддержанию правопорядка, помощь спасателям на водоемах, даже тимуровское движение. В этих делах он был король! И никакой писанины. Грамотешки Димке не хватало, зато сообразительности было на троих!