Галина Врублевская - Бабочки в цифровом музее

Благодаря беседам с Татьяной Ивановной Полина ожила, вновь стала проявлять интерес к работе, навела порядок в описании экспонатов и активно включилась в обсуждение перспектив музея. Но у Татьяны Ивановны в эти месяцы выявили опасное заболевание – болезнь Паркинсона. Женщина могла жить ещё много лет – прогрессировала болезнь медленно, – но работу психолога пришлось оставить. Соседка вышла досрочно на пенсию.

Однако деятельная натура Татьяны Ивановны не давала ей безмятежно сидеть на скамейке у парадной, да и пенсия оказалась маловата, на что она при встречах жаловалась Полине на неприкаянность. Поэтому, когда год назад в музее освободилось место смотрителя зала, Полина переговорила с директором музея и пригласила на работу свою соседку.

С работы сотрудницы-соседки опять возвращались домой вместе. От метро шли по-весеннему свежим парком Победы. Стройная Полина – в обтягивающих джинсах, короткой курточке, модных цветных кроссовках; пушистый хвост её волос слегка раскачивался в такт её шагам. Татьяна Ивановна едва поспевала за спутницей. Она была чуть ниже Полины, много полнее, заметно сутулилась, и даже платье с диагональными красно-синими полосками не могло скрыть недостатки фигуры. Татьяна Ивановна стремительно старела после постановки ей страшного диагноза, хотя видимые признаки болезни едва замечались: слегка подрагивающий палец да начинающая клониться вперёд фигура.

Женщины обсуждали внезапную встречу Полины с её любимым учителем. Эта новость, как и свежесть майского дня, пьянящий запах клейких листиков на деревьях и кустах наполняли Полину неопределёнными надеждами. Нежное вечернее солнце нескончаемого дня напоминало, что в Петербурге наступают белые ночи, порождая дополненную реальность без всяких ухищрений компьютерщиков.

– Меня так взволновала эта встреча! – призналась Полина. – Поначалу я просто ощутила себя Полиной-ученицей, без всякой критики. Потом напомнила себе, что я уже не девочка, да и он в возрасте. В общем, в голове страшный сумбур!

– А что в груди? Что ты чувствуешь, Полиночка? – задала привычный для любого психолога вопрос соседка.

– Что чувствую? – Полина прислушалась к себе, но ощутила лишь неясное стеснение в сердце.

– Полиночка, давай присядем, я покурю. – Не дождавшись ответа подруги, Татьяна Ивановна опустилась на свободную скамью из белых реечек, где не было других отдыхающих. Достала пачку сигарет, зажигалку и закурила.

Полина села с подветренной стороны, чтобы не вдыхать неприятный ей дым:

– Вы же собирались бросить курить. – Младшая подруга осуждающе покачала головой. – С вашим-то диагнозом…

– Да ладно, Полинка, с моим диагнозом до ста лет живут, если не нервничают и вовремя принимают лекарства. А признайся, девочка: сейчас тебе не кажется, что он мог бы обратить на тебя внимание тогда, в прошлом? Если бы… если бы ты вела себя иначе?

– Не знаю, Татьяна Ивановна. Разве невозможен был бы и такой разворот событий?

– А ты сыграй для себя психодраму! Представь, что тебе снова семнадцать лет. Ты подходишь к нему и признаёшься в любви …

– Нет, это невозможно! Он был учителем – недосягаемая вершина для меня. Он и сегодня вызвал во мне огромное уважение и… слегка жалость. – Полина отмахнула ладонью от лица лёгкий дым, всё же долетающий от курящей соседки по скамье.

– Поскольку директор берёт учителя к нам на работу, у тебя появляется в жизни возможность второй раз войти в ту же воду, – с лёгкой иронией заметила подруга-психолог.

– Я попробую.

– Ну-ну! – Татьяна Ивановна пригасила сигарету, выбросила её в урну, встала со скамьи. – Ладно. Идём!

Следом встала и Полина, стряхнув жучка, упавшего с клёна на ладонь. Подруга права, что иронизирует над её мечтами. И зачем только она рассказала ей о своих детских чувствах? Недовольство собой и соседкой, вызвавшей её на откровенность, заставило Полину замолчать, замкнуться. Татьяна Ивановна уловила нежелание подруги разговаривать и тоже замолчала. Войдя в свой подъезд, соседки попрощались и разошлись по своим квартирам.

Полина скинула куртку и кроссовки в прихожей, влезла в мягкие тапки без задников, усталая, направилась на кухню – ставить чайник – и застыла на пороге. За столом безмятежно сидел её бывший супруг Антон – с отёкшим сероватым лицом, и маленький курносый нос терялся в этой одутловатости. Серовато-грязные лохмы нависали над ушами. Недельная, наверно, небритость закрывала его щёки и подбородок. Он отхлёбывал чай из любимой кружки Полины с нарисованным зайчиком на боку.