Светлана Куприна - Знакулья

– А ты себя молодой вспомни. Бывало ночь в карагоде протанцуешь, да с милым простоишь, а на зорьке вставать надо, да на работу бежать. Везде успевали. Молодость,

– вздыхали женщины и, подхватив тяжелые ведра, наполненные молоком, несли их на не большую чисто вымытую забетонированную площадку, где стояли сорокавосьмилитровые фляги. Теплое, пахучее, целебное во все времена и любимое всеми народами молоко отмеривалось специальным поплавком и, заполнив фляги, плотно укрывалось тяжелыми крышками.

Проша, глухонемой от рождения великан с могучей широкой грудью, с сильными мускулистыми руками как пушинки подхватывал фляги с молоком и грузил в кузов машины. Славка Дятлов, отслужив положенный срок в армии, вернулся в родной хутор. Покуролесив несколько дней с друзьями, Славик пришел к директору совхоза проситься на работу. Ему дали старенького зилка, и Славик стал возить молоко за сорок верст на молокозавод по ухабисто-щебенистой дороге.

Когда Проша грузил фляги, Славка покидал кабину своего зилка и, отойдя в сторону, с восторгом наблюдал за его работой: «Ох и здоров чертяка, спинища-то не мерянная».

Курносое лицо Славки расплывалось в улыбке, а Проша, закончив грузить фляги и подтолкнув Славика к машине, да так, что тот юрким воробьем влетал в кабину, и, уцепившись за руль, округлив и без того желтые совиные глаза, повторял не раз и не два: «Ну и Прошка, ну и силища!»

Проша работал в совхозе на двух работах. Два раза в день грузил фляги с молоком, а остальное время помогал в кузне. Молотобойцем он был отменным. Его удары по наковальне слышны были далеко за пределами хутора.

Жил Проша с родителями и младшей сестрой Настей, смешливой, веселой восьмиклассницей. Родители Проши – мать Лидия Петровна и отец Алексей Степаныч

– работали в соседнем хуторе Андреевском, где было почтовое отделение. Закончив работу, грузили они в старенький, но еще крепкий «козлик» газеты, письма, посылки, а раз в месяц и пенсию, и ехали к себе на хутор «Чистый», что был в пяти километрах по лесной дороге. Хуторяне ждали Степаныча как манны небесной, электричество еще на

2

хутор не провели, и все новости хуторяне узнавали из газет и журналов, которые Степаныч каждый день с великим удовольствием доставлял своим хуторянам.

Проша любил свою семью, был помощником во всех делах. Любая работа спорилась в его крепких руках. Все было для Петровны в радость – вот только сын… Ненаглядный, красавец и богатырь Проша родился глухонемым. Когда носила его Петровна под сердцем, свалила ее лихая болезнь. Металась в бреду, хватала за руки пришедшую к ней Яковлевну, местную повитуху и знахарку. «Спаси, спаси дитя моего», – шептала она горячими губами. Яковлевна, непрестанно шепча молитвы, поила Лиду отваром из трав, на голову пожила прохладную повязку, а когда та притихла, наклонилась к самому лицу и прошептала: «Не горюй девонька, родишь богатыря живым, а вот как дальше будет одному Богу ведомо. Молись, молись, гляди, и на твоего сына благодать Божья сойдет».

Часто вспоминает Петровна слова вещуньи, смахнет слезу, а потом посмотрит на Прошу – красавец, богатырь, на все руки мастер, да и кинется к иконе: «Прости господи, живой сын, глаза мои видят его, руки мои обнимают и гладят роскошную русую шевелюру. Что еще надо? У других и того нет», – и успокаивается, теплеет материнское сердце. Этой весной минуло Проше двадцать пять лет. День рожденья отмечали в саду майским теплым вечером. И увидела Петровна, как льнут к сыну девчата, как понятна ему их речь, жестами отвечает им Проша, покачивает головой, смеется, а девчата, млея от восторга, прижимаются к нему горячими телами, как бы невзначай подставляют грудь под его сильные руки, но Проша ласков и приветлив со всеми одинаково. И только одна девушка, а это Танюшка, сиротка, заставляла его сердце бешено колотиться. Знал Проша, по какой тропинке Танюша бежит по утрам на ферму. Как бы невзначай выходил навстречу с букетом полевых цветов, протягивал Танюше с открытой улыбкой, и загорались, светились небесно-голубые глаза Проши нежностью и любовью. Шаловливо взъерошив русые кудри Проши, одаривала его Таня ласковым взглядом, спешила на ферму. Таня, Танюша, что бы тебе подумать хорошенько, да выйти замуж за Прошу, нарожать ему крепышей-сыновей, жить заласканной, занеженной, да нет все не так. Молодость бурной рекой уносит разум, огнем обжигает девичье сердце, которому тесно в груди от нахлынувших чувств. Без оглядки, без памяти влюбилась Таня в Петра Макова. Старшие товарки отговаривали, убеждали: «Подумай, девка, он же беспутный, ни одной юбки не пропустит и выпить горькой не прочь, одним словом – гулена, весь в отца пошел». Отмахивалась Танюша от сердобольных подружек, закрывала глаза на разухабистую, веселую жизнь Петра.