Лина Либединская - Взлет или падение. О любви

Огромное помещение со столами. Сижу одна. Они стоят. Выжидающе смотрят. Опыт проводят. Меня испытывают.

Вот тарелка с белыми червяками. Дали ложку. Зачем? Я не голодна. Что-то твердят про лапшу.

Они обманывают меня. Да, признались: все артисты. Появились новые герои: сын с невесткой. Пока лапша в тарелке. Сейчас на уши вешать будут.

Так все буквально. Но зато ясно. Глаза открыли.

Как дочери удалось их обмануть? Она своя, прежняя, настоящая.

Почему ее не спрятали?

Ясно: она все придумала и разыграла, актеров наняла, всех спрятала. Вот и лапшу заставляет есть. В рот ложку засовывает. Эксперимент идет.

Почему слезы на глазах у них? Радости? Ликуют. Избавились от меня. Теперь со своей жить будет. Мать, наверное, тоже куда-то дел.

Сидит, молчит. Похудела. Одни глаза остались. Затравлена. Странно.

Жена сварила домашнюю лапшу. В больницу всегда домашнюю еду приносят. А она не ест. Бред несет.

У нас хорошая семья, постоянно помогаю материально. Вечно всем не довольна. Все не так, как ей хочется. Мне б пожить, как она. Постоянно в разъездах, сплю кое-как. Деньги с неба не падают.

Почему не все как у людей? Теперь в психбольнице.

Сидит, ложкой в тарелке ковыряет. Когда мы уйдем? Пусть врачи лечат. Отца жаль. Все делает, а она придирается. Его не бережет.

Сестра к матери прицепилась, говорит что-то ей. Какой смысл? Ничего та не понимает. Глупо все это.

Проводим в палату и домой.

Какой-то спектакль происходит. Трудно поверить в реальность событий. Всегда выдержанная мама в психбольнице, а отец, не терпящий критики, дома. Да и бабушка ко мне странно относилась. Советовала мужу на мне не жениться. Я ведь уговаривала ее переехать к нам, комнату свою отдала, когда та жаловалась, что трудно одной жить в огромном доме.

Вспоминают: несла бред про артистов переодетых, убитой соседке, от еды отказывалась.

Когда я разговаривала с отцом? Не помню. Пустые отговорки, присказки. «Как успехи по чтению, пению?» Называл «Девой Марией», потом так же стал называть невестку и мою дочь.

С братом чувствовала всегда странно. Очень хороший, все его любили. Мне помогал: вышивал за меня, пол мыл за меня. Имя мне придумал «подсвинок». Играли в шахматы, карты, напольный теннис. А не болтали.

Отец вел воспитательные беседы с братом.

Помню как-то вернулся отец с родительского собрания и говорит: «Молодец, дева Мария, класс организовала, учительницу по биологии доводить. Все за тобой пошли, даже лидер Наташа Ефремова».

Что за бред? Никого не объединяла. Просто учительница потребовала назвать фамилии одноклассников, которые шумели на уроке. Я придумала им фамилии сама. Не ябеда я, своих не сдаю.

Пока анализировала, брат с невесткой уехали. Попытаюсь понять, что произошло. Маму из больницы вытаскивать надо. Отношения со свекровью неважные, да и дочке не нужна бабушка – псих.

– Ну, что не выберется она. Так и будет маяться по больницам, – изрекла моя бабушка.

Не понимаю, почему.

Я ее очень люблю. Что ей не хватает? Все для нее сделаю. Как жить один буду? Завтра утром снова в больницу, договорился, нас пустят. Сказали, через месяц выпишут, если все пойдет хорошо. Выкрутимся. Дочка о чем-то с ней говорит. Отвечает, значит, понимает.

Еду, дочь сказала, не брать с собой. В палату не пойду. Подожду. Пусть беседуют. Там видно будет.

Пришли. Время тянется как резиновое. Не люблю ждать, бездействовать. Такое мучение сидеть здесь, а они там, вдвоем. Ничего, скоро месяц пройдет, снова вместе жить будем.

Не верю ей. Она заодно с ними. Куда всех спрятала? А сама пришла.

Нет, не притворяется. Она меня любит. Не удивляется моим словам, внимательно слушает. С соседками переговаривается. А психбольница нестрашная. Женщины лежат приятные, симпатичные.

Только одну вчера привезли. Орала, вырывалась. Укол сделали. Заснула. Проснулась. Разбудили мы ее разговорами. Ко мне идет. Остановилась, на меня смотрит. Дочь стала передо мной, закрыла ее, не вижу сумасшедшую. Услышала плевок. Кто-то плюнул. Пошла та в туалет.

Мы остались вдвоем. Прижалась к дочери. Молчим, спокойно стало.

Говорит, что все меня любят, испугались за меня, ждут, когда выпишут домой.

Значит, вернусь скоро, не останусь со психами. И с матерью все хорошо. Дома она. Ждет меня.

Вот и он пришел. Настоящий, любимый, единственный. Нет артиста больше. Вернулся.

Будем мы счастливы.