Александр Михалин - Привычка выживать

Воевали Биг-Бой и сурт с тех времён, когда Биг-Бой был ещё котёнком, а бабушка звала его просто Васькой. Тогда всё начал вредина-сурт: как ни встретит кота, обязательно наступит ему на хвост или дёрнет за усы. Кот вырос, заматерел и устроил настоящую охоту на сурта с засадами, прыжками из кустов и всем прочим, что полагалось. Сурт не оставался в долгу и втыкал коту занозы в мягкие места между подушечками на лапах, а то и просто бросал в Биг-Боя крупные камушки довольно метко: почти всегда попадал в нос. Распухший нос у кота постоянно болел и добавлял Биг-Бою суровой решимости.

В августе, когда уже созрели подсолнухи, садовый сурт обратился в большую зелёную птицу с кривым, как у клеста клювом, чтобы лущить и склёвывать семечки покрупней на самых широких подсолнечных шляпах. Три дня он так клевал, его прогоняли, но он отлетал недалеко, перепархивал неуклюжим попугаем с дерева на дерево, а потом снова воровал семечки.

Биг-Бой упорно караулил зелёную птицу целых три дня, а на четвертое утро выстрелился рыжей молнией на неосторожно низко парившего сурта и схватил его за птичью шею на лету. «Стой», – крикнул я зачем-то коту, но кот, заострив уши топориком и сосредоточенно глядя перед собой – «моё, никто не отнимет» – утащил добычу под крыльцо в узкую отдушину.

Чирикал сурт из-под крыльца сначала по-птичьи, а потом раз крикнул по-другому, тонко, и затих насовсем. Вечером довольный Биг-Бой не спеша и много лакал воду. Меня же почему-то слегка беспокоили жалость к судьбе сурта и странная досада на кота, как только я замечал довольную морду Биг-Боя.

– Поделом ему, сурту-то, – говорил дедушка. Много таких суртиков переловили на дедушкином веку коты и собаки. – А сами виноваты.

Покуривая, дедушка вспоминал:

– А вот года два тому назад захлебнулся один в бочке с водой. Видно попить захотел, а плавать они не умеют. Загнила вода-то. Пришлось бочку мыть-скоблить.

Дождливые дни приходилось проводить в одном из чуланов большого дедова дома. Это был чулан – не чулан, а такая комнатка с узеньким окошком, в которой никто не жил, зимой эту комнатку не топили. Зато было в этой комнатке много книг: и на полках вдоль трёх стен от пола до потолка, и на старой этажерке в углу, и на столе, и даже в каких-то мешках под столом. От обилия книг в комнатке то ли сам завёлся гномик-кертик, то ли я его выдумал и случайно запустил с улицы серебристеньким комариком.

Кертик в полутьме чуланчика перечитал все-все книги, испортил себе зрение и носил большие круглые очки, сквозь которые глаза гномика казались огромными, как у телёнка. Был кертик очень умный и в знак того, что много знает, носил на голове чёрный бархатный колпачок с серебряными звёздами.

Мне глаза портить не было нужды, и я включал в чулане электрическую лампочку. Кертик электричества не выносил и прятался куда-то, только мелькал серебристой мышкой его колпачок. Но к каждому моему приходу в чуланчик гномик готовил почитать какую-нибудь интересную книжку и укладывал её на стол. А если, допустим, я рылся в книгах сам, или мне кто-нибудь из взрослых помогал отыскать нужную книгу – «где-то тут лежала, или на полке стоит» – то, по большей части, попадались какие-то «Азотные удобрения» и «Севообороты».

Мне нравилось читать фантастику, про далёкие, не похожие на наш, миры, затерянные в просторах бесконечного Космоса. В то же время приятно было думать, что никогда не сядет на берег реки у пристани чужой космический корабль, что никакие инопланетяне не нарушат размеренной жизни нашего городка. И без них жилось неплохо. Своих чудес хватало.

– Бабушка, а кертик зимой не замёрзнет?

– Нет, внучек, он зиму в тёплой норке проспит. Под полом уже вырыл. Сны увидит про то, что в книжках прочитал.

В конце августа меня везли в далёкий родной мой город, сначала на автобусе, а потом поездом. Я помню, как часами смотрел в том пути через окна на последние дни лета.

Мне и сейчас нравится смотреть в окна в разных переездах, долгих и коротких. Потому-то меня никогда не тянет за руль. Я и так всегда попадаю, куда нужно. Предпочитаю, чтобы меня везли.

Странно, но если получается вспоминать детство, то летние каникулы у дедушки всплывают светлыми, самыми приятными пятнами прожитого времени. Даже с другого берега Большой Солёной Воды. Где-то там, вероятно, совсем рядом, располагался детский рай мечты, который никогда уже не будет так близко. Никогда. Детство – провинция утерянного рая.