Александр Пономаренко - Чужое мнение

Билл точно знал каждую заселенную палату. Сейчас их было 63. 30 стариковских палат западного крыла, 28 палат с больными среднего возраста в южном крыле и 5 палат с особо тяжкими случаями в крыле восточном.

В это время обход был, по сути, формальностью. Многие старики еще находились в общих залах на первом этаже, беседуя о своих делах с другими пациентами, ну или с самими собой, что встречалось даже чаще. Нужно лишь пройти каждый этаж, пересчитать стариков, поздороваться с теми, кто поадекватнее и отметить в журнале время и результат обхода.

– Билли! Билли, мальчик мой, – окликнула одна из старушек.

– Мадам Цукерман, – кивнул ей Билл и чуть ускорил шаг.

Женщина лет 70 с жидкими седыми волосами не отставала:

– Билли, постой, ты совсем не уважаешь свою мать! – старушка казалась разгневанной, но весь персонал знал, что актриса в прошлом, зациклилась на роли матери из-за провалившегося спектакля. Ее тогда выгнали с треском из труппы. Творческая душа еврейской актрисы не выдержала такого удара и мадам Цукерман пристрастилась к бутылке, а может и еще чего хуже и к 60 годам оказалась в клинике для душевно больных.

Боже мой, – думал Билл, – а ведь она поступила к нам когда я еще стажировался. 10 лет торчу на этой должности, отрастил проклятое пузо и разучился общаться с нормальными людьми. Да что там лгать самому себе, раньше тоже не особо хорошо с людьми ладил. Всему виной жуткая скромность и детские проблемы.

– Мадам Цукерман, ну что Вы? Я просто выполняю свою работу и не хотел Вас как-то обидеть, – пришлось остановиться и ответить старухе.

– Вечно вы, молодые, спешите и забываете про своих стариков.

– Я на работе, мадам…

– Мама! – перебила женщина, – почему ты не называешь меня мамой? Матери родной стесняешься?! Так значит я тебя воспитывала?! – женщина начинала переходить на крик и другие пациенты начали замолкать, поглядывая на развитие событий.

Как же она раздражает, столько лет одно и то же, – думал Билл. Что интересно, только сотрудников охраны она называла сыновьями. Доктор Грант уверен, что связано это с сыном мадам Цукерман. Он был полицейским и носил форму, похожую на нашу. Исключением был только Майк, но он чернокожий и, видимо, разницу в цвете кожи она, все таки, понимала.

– Мама, да, конечно. Простите за невежество своего сына. Закрутился в делах, – пошел на уступки Билл.

– Вот, совсем другое дело, старушка скучала по тебе весь день. Ты же знаешь Крисик, он такой занятой, у него карьера серьезная, бизнес большой. У него совсем нет на меня времени, не то, что у тебя, Билли, мой малыш. Ты же бездельник, мог бы и больше времени уделять любимой матушке.

Глаза Билла медленно начали расширяться. Как этот придурок, эта гора тупых мышц, смогла так одурачить Цукерман. Коллеги считают меня неудачником, жена и, черт побери, теперь даже умственно не здоровая старушка так считает! Когда-то Стивенсон мне за все это ответит!

– Да, Билли, почему не ценишь мать? – вмешался мистер Томас Крю, которого персонал в шутку называл «Мистер Крюк». Фамилия плюс соответствующая форма старого носа вполне обосновано наградили его этой кличкой.

– Мистер Крю, я очень ценю свою мать.

– Так приходи ко мне почаще, – продолжила Цукерман, – а то шляешься не пойми где.

– Да, Билли, шляешься не пойми где, вторил сумасшедшей старухе такой же сумасшедший старик.

– Я, мадам…, мам…, – ком в горле мешал нормально говорить, – простите.

Господи, извиняюсь, а за что? Они психи, им бы просто говорить что-то, – Билл понимал это, но каждый раз чувствовал себя не ловко, когда на него смотрело два десятка пар глаз в момент когда «мама» отчитывает нерадивого сына. Каждый раз так.

– Простите, мам, – еще раз выдавил Билл, мне нужно эм… отойти, да…, эм… в туалет, да, в туалет, мам. Я потом вернусь, эм… позже. Хорошо? – каждое слово давалось с большим трудом.

Вот за такие моменты Билл не любил ночные смены – дурацкие обходы. На дневной смене этим занимаются врачи, а охраннику только и остается, что сидеть за пультом и поедать пончики. Во всяком случае Билл пончики поедал старательно, при чем на каждой смене.

– Беги мой маленький, конечно беги. Терпеть в таких случаях совсем на пользу не пойдет, так ведь, сынок? – она произнесла это как-будто с издевкой.

– Да, Билли, не на пользу, беги отлей скорее, – разразился смехом мистер Крю. Его поддержало еще несколько стариков и на минуту тихий стариковский холл взорвался каким-то адским смехом. Кто-то кряхтел, кто-то пищал, а кто-то словно и задыхался. Сумасшедшие старики, – думал про себя Билл, и все ускоряющимся шагом удалялся от общего зала в направлении палат, – не обращай внимания, просто старики, долбанные сумасшедшие старики.