Александр Олсуфьев - Конторский раб

И как только превосходство, определяемое физической привлекательностью, исчезает, словно бы выветривается, и гражданочка оказывается в таком же беззащитном положении, как все прочие, то тут начинают проявляться те самые черты характера и образа мыслей, за которые запросто могут присвоить непочетное, но весьма красноречивое прозвище – «ведьма»… ну или более общее, что подходит и мужчинам и женщинам – «сволочь».

Скажете, невероятно циничное представление трудового процесса, добавите, что существует множество людей, занимающихся разными конторскими делами, пусть и не без энтузиазма, но добросовестно, а существуют даже те, кому это нравится…

Да, и таких видел, но зрелище скучное, смотреть на них невыносимо, но плакать от их вида не хочется, и каждый раз задаешься вопросом: тонкое ли это, мастерски построенное лицемерие или неизмеримая глупость? Потому что, как не крути, как не подходи к этому вопросу, хоть спереди, хоть сзади, но цель-то их пребывания в конторских стенах одна и та же, самая мизерная, самая жалкая – дотянуть, дотащиться до зарплаты, а потом потратиться на какую-нибудь покупку…

И здесь-то мы попадаем в изящно расставленные силки рукой опытной и невидимой. Чем больше мы покупаем, тем больше мы тратимся, и это естественно, и чем больше мы тратимся, тем больше нам требуется денег, и чем больше нам требуется денег, тем покладистей, сноровистей, тем послушнее мы становимся на службе, чтобы, выслужившись, получить больше и потом потратится еще больше… и так далее – сплошной порочный круг, вырваться из которого практически невозможно.

А кому-то эти «круги» очень и очень на руку, кому-то эти мои расходы очень нужны, и чем больше таких расходов, тем лучше он себя чувствует…

Чтобы вырваться – нужно кое чем пожертвовать, в чем-нибудь ущемить себя, в чем-нибудь ограничить, лишить себя чего-нибудь, отказаться, то есть вернуться на тот уровень своего существования, какой был давным-давно, может быть, в самом начале служения этому обществу на конторском поприще, то есть остановиться и оглянуться… А ведь страшно оглядываться. Столько времени утекло напрасно. И как оглянешься, да как ужаснешься, и опять побежал, гонимый страхом, дальше по тропинке, настолько утоптанной миллионами ног, похожих на твои, что превратилась она в широченную дорогу.

Но с другой стороны, раз остальные идут этим путем – значит, он безопасен. Стадо добровольно на убой не пойдет, но вот на новые, сытые пастбища двинется с превеликим удовольствием, и если по дороге какая-то часть этого стада исчезнет, по тем или иным причинам, под влиянием тех или иных обстоятельств, то, стало быть, так и надо. Новые народятся. Рождаться-то не перестают.

Вообще, способность женщин к продолжению рода человеческого – страшное по своей разрушительной силе оружие, порождающее бесконечное количество рабов, которых нужно кормить, одевать, обувать, создавать для них теплую, безопасную, уютную обстановку и еще средства передвижения и прочие разные условности и мелочи, без которых мы и жизнь представить не можем теперь…

Из всех, кто рождается, наверное, процентов десять… а то и меньше… станут теми, кто хоть что-то делает и заодно кормит, а остальные девяносто потребляют это и еще ножкой притоптывают, требуя добавки.

Я, вообще-то, оптимист, другие говорят, что тех, кто кормит, всего процента два от общей численности, которая непрерывно хочет есть. Кто-то может возразить (пусть возражает), что среди тех девяноста и более процентов могут быть и люди одаренные, талантливые и даже гении… На что я хочу ответить, что таковыми они чаще всего становятся, когда их кормить уже не надо, то есть, когда умрут… Но вот до этого момента они бегают со своими идеями от одного конторского стола к другому, где-то, что-то еще делают, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а все вокруг твердят, прихихикивая, что это дураки, что вместо того, чтобы глупостями заниматься, занялись бы делом, но каким не разъясняют.

А попробуй, лиши их, этих умников, хотя бы части тех мелочей: одежды, обуви, мебели, автомобилей – получишь недовольство, смуту, получишь бунт, и кто-нибудь воспользуется этой ситуацией и перекроит все по собственному усмотрению, а бунтарей усмирит и уберет, и все остальные уже будут служить для него. Собственно говоря, мало что изменится, но времени и жизней будет потрачено – не сосчитать. Так что избыток рабской силы очень часто приводит к большим проблемам, чем к благам.