Артём Нахапетов - История одного мира. Часть I

Впрочем, он постарался как можно скорее отогнать мрачные мысли и запрятать их как можно дальше: все же, когда имеешь дело с одним из лучших психологов страны, лучше контролировать свои эмоции. С другой стороны, Кевар в конце концов предположил, что от Сесси ему все равно вряд ли удастся хоть что-нибудь скрыть, и решил нарушить тишину:

– И чем живет нынче главный полицейский психолог?

– Ага, выяснил уже, молодец, – в ответ девушка одарила его кривой, но вполне дружелюбной усмешкой и быстрым взглядом из-под длинных светлых ресниц. Маску она принципиально не носила почти никогда, считая, что многовековая традиция прятать свое лицо исключительно негативно сказывается на психике населения, – главный полицейский психолог живет в основном постоянным общением с буйно помешанными опасными для общества террористами и запуганными, уставшими от собачей жизни полицейскими. И тех, и других нужно по возможности привести в чувство, только, сам понимаешь, для разных целей и разными методами… В общем, жизнь достаточно насыщенная, но в то же время сил и времени ни на что, кроме работы, не хватает.

– Мне кажется, что, даже если бы в начале карьеры единственной твоей профессиональной обязанностью было перекладывание камушков из одного ящика в другой, в итоге ты пришла бы к тому, что мало того что грузила бы огромные глыбы, так еще бы и их заставляла тебе изливать душу.

– Да, могу с гордостью признать, что работоспособность – это вполне себе моя сильная сторона, – серьезно кивнула собеседница, лихо управляя кораблем одной рукой, энергично жестикулируя другой, – и психология тоже неплохо мне подходит. Очень интересно разбираться в мотивах людей, залезать в самое сокровенное…

– Меня радует, что ты смогла реализоваться в том, что тебе действительно интересно, – с едва ощутимым уколом зависти сказал Кевар.

– И ты реализуешься, не переживай, – как будто прочитав его мысли, ответила Сессилия. «А может, и правда она стала настолько крутым психологом, что определяет даже малейшие колебания интонаций? Не удивлюсь, если так и есть», – подумал Кевар, но вслух сказал только:

– Как-то уже не очень в этом уверен. Последние пять лет научили меня очень многому, но в сухом остатке – только самая малость, и все как-то неприменимо к мирной жизни.

– Ну так иди к нам на службу, в полиции всегда нужны толковые кадры. Или в королевскую гвардию, или вот даже в разведывательное управление… Хотя туда совсем трудно попасть, но почему бы не попытаться.

– Дело в том… В общем, я бы действительно хотел завязать с тем образом жизни. Да, после того как меня занесло на фронт – а я туда, Бездна дери, совсем не хотел, меня обучили разведке, убийству и много чему еще, но мне это совсем не по душе. Знаешь, как-то не мое. Ты же вроде в курсе, что все мои тесты всегда показывали склонность к вольным творческим профессиям – а никак не к службе в военных и государственных структурах. И, кстати, после того, каким образом я закончил службу, меня даже постовым в полицию вряд ли возьмут.

– Это ты про Фрактуру?

– Именно, да. А ты в курсе? – удивился Кевар.

– Самую малость, все-таки твое дело еще долго будет засекречено. Но зато у меня есть пара бывших однокашников в Центральном военном реабилитационном центре.

– А, ну тогда все ясно. Не удивлюсь, если доктор Перова – одна из этой пары, уж очень она усердствовала, выспрашивая о моем прошлом.

– Да, Виктория и еще доктор Скрэт, начальник ночной смены.

– Помню такого, да. Щупленький усач, в круглых очках.

– Ага, именно он.

– И что же, они тебе рассказали мою душещипательную историю? А как же врачебная тайна?

– Родной, на офицеров в военное время такие штуки как врачебная тайна, право на личную тайну и много чего еще не распространяется. Военная тайна – дело другое, но главному психологу столичной полиции некоторую информацию о возвращающемся с фронта отставном офицере они были обязаны предоставить. Впрочем, ничего “слишком” секретного они мне и не рассказали. К сожалению, – Сессилия кинула на него быстрый, но цепкий и пронзительный взгляд, – провалы в памяти продолжаются?

– К сожалению, да. То есть до реабилитации они регулярно случались, прям как в детстве. Сейчас пока не было, но я все равно не особо уверен в своих воспоминаниях.

– Ты не думал, что нам пора возобновить сеансы? Раньше был очевидный прогресс.

– Вообще говоря, было бы здорово. Но сейчас как-то не до того, если честно. Но все равно спасибо.