Владимир Арро - Шорохи и громы

– А что мы должны заготовить?

Мы были типичные советские лопухи, просто хрестоматийные.

– Ну, картошки мы вам дадим, для интерната достаточно заложили. А вот вы сходите-ка к Зуеву и выпишите килограммов сто капусты.

– Сто?

– Да, бочки вам хватит. А еще попросите кур.

– Чего-чего?

– Кур! Курочка-ряба, знаете? Штук двадцать кур.

– А что с ними делать?

– А это потом Мария Яковлевна придет, вам расскажет.

И вот у нас в мезонине горка крепких глянцевых кочанов. И куры. Живые, что меня смутило и озадачило. Пришла учительница младших классов и сказала, что кур надо порубить, ощипать, опалить, а затем делать из них консервы – с перчиком, с лавровым листом – вот такие получатся!

К такому повороту событий я не был готов и как гуманист отложил решение проблемы на завтра. Ночью куры, как водится, спали, а спозаранку я услышал наверху шебуршание, квохтанье, какие-то скандальные вскрики и хлопанье крыльев. Я поднялся в мезонин. Куры клевали капусту. Пол, отчасти и стены были разукрашены зеленым пометом. Одна зеленая клякса почему-то оказалась на потолке.

Я спустился вниз. Было воскресенье – день проверки тетрадей, их у меня накопились кипы. Не всё еще было готово и к урокам. На душе было паршиво. Всё сводилось к простому: не хочу я курятины!.. Я стал точить нож. Первое, что надо сделать, думал я, это отобрать у них капусту. Потом чем-нибудь покормить, хоть пшенной крупой. А завтра придет кто-нибудь из местных и…

Вынося приговор курам, я не подозревал, что и моя судьба уже была решена. Я строгал кочаны острым ножом, жена укладывала капусту в ведро, посыпала солью. Мы хрустели кочерыжками, как вдруг вошел почтальон.

– Вот здесь распишитесь, пожалуйста, в получении.

Это был зов военной трубы…

– Так я и знал, – с досадой сказал Лев Евгеньевич. – О школе никто не думает.

Явиться предписывалось завтра, за неявку было обещано уголовное преследование. Утром автобус, как теперь часто бывало, не пришел. И я отправился месить грязь до Алеховщины. Вдоль лесных опушек стояли белые грибы, уже подмороженные.

Десятиклассники прислали мне в часть коллективное письмо, где с соблюдением всех правил орфографии и пунктуации сообщали, как меня им не хватает. Я тоже скучал. А через несколько месяцев, когда стали возможны свидания, в эстонскую Валгу, приехала жена. Нам разрешили два дня пожить в гостинице.

– Ну, как там десятый класс? – спросил я.

– Шлют привет, – сказала она. – А у меня для тебя сюрприз. – И достала из сумки куриную ножку.

Догнала меня куриная нога.

Военная моя служба началась в эстонском городе Валга. Когда жена приехала меня навестить, мне дали на три дня увольнительную и разрешили пожить в гостинице. Там я очень скоро обнаружил, что забыл бритвенные принадлежности. Выходить в город в форме, с женой да еще небритым было небезопасно. В часть заходить не хотелось, а тут наш новый знакомый по фамилии Фридман, которому мы передавали письмо из Ленинграда, сказал:

– Хотите я вас порекомендую своему парикмахеру? Между прочим, он брил Ленина, когда оба жили в Финляндии. Правда, он предпочитает об этом не распространяться.

– Почему?

Фридман пожал плечами.

– Боится, что могут быть какие-нибудь неприятности.

Через час я сидел в кресле с салфеткой вокруг шеи, а возле меня, взбивая в чашечке пену, стоял невысокий пожилой еврей, чему-то слегка улыбаясь. Наверное, он знал, что мне доверена тайна его трудовой биографии. Теперь я понимаю, что ему было чего опасаться. Раз брил Ленина, значит, мог брить и кого-то из его окружения. А там, как выяснилось позже, было полно троцкистов и меньшевиков. Контакт. Обмен информацией, кто знает…

Между тем во время всего этого священнодействия я следил за его руками, припухлыми и анемично белыми. Было трудно поверить, что они прикасались к лицу Ильича. И когда он двумя пальцами взялся за кончик моего носа, чтобы намылить надгубье, я даже слегка вздрогнул. Каждое прикосновение его рук было поистине моей встречей с Лениным. Правда, конспиративной. Горячий компресс только добавил блаженства. Наконец он снял салфетку, промокнул мне лицо, и все так же улыбаясь, сказал:

– Вот и все, молодой человек. Теперь никакой патруль вам не страшен. Если хотите знать, в этом кресле еще не сидел ни один красноармеец.

Я не остался в долгу:

– А я еще никогда не брился у парикмахера…

Он торопливо перебил меня:

– Ах, та-ак! – Он покосился на соседнее кресло. – Никогда не брились у парикмахера?