Виктор Свинаренко - Спаси и сохрани

Пошли Иван, Леонтий да Тихон, винтовки повесили за плечи, топоры взяли – рубить ёлку.

Один по одному шли да шли, а всё ещё высоко до ельника. Снегу по пояс. Ивана была верёвка. Он закинет конец кверху, захлестнёт за дерево: по верёвке легче взбираться. А взберётся выше, – кинет конец верёвки товарищам – им поможет. Иногда попадалась такая круча, прямо отвесной стеной.

Так шли всё выше да выше, пока, наконец, не добрались доверху.

А горы, – сверху видно, – одна другой выше, вдаль тянутся.

Вырубили ёлку, не то, что рота, – полк приходи любоваться: крылатая, зелёная…

Срубили ёлку, покурили, присели около неё на снег, спускаться ладят, да всё толкуют, – как. Иван говорит: «По верёвке надо». Леонтий говорит: «Нельзя по верёвке, ёлка изомнётся, в целости надо предоставить». А Тихон молчал, зябнуть ноги стали, портянки сидел, перевёртывал.

Встали. И понемножку, кое-как, держась один за другого, бережно несли ёлку, спускаясь с горы.

Начинало темнеть, и снег отливал белым фосфорическим светом.

…

Долго шли Иван, Леонтий да Тихон. Каждый про себя думал: «Вот так штука. Идём, идём, а конца дороги нет. Уж туда ли попали? Не спутаться бы…».

Однако, мысли свои вслух не выказывали.

Спустились в низину между перевалов гор, обогнули выступ и пошли прямо. Кажется, что это та самая дорога, а, поди, тут разберись: одна гора на другую похожа, один перевал не различить от другого.

Снова сели, закурили.

Вдруг показалось им, что кто-то идёт навстречу.

– Эй, кто тут? – окрикнули они, когда фигура поравнялась.

– Свои, – ответил голос из тьмы.

– По голосу то, словно, Дорофеев, это…

– Я самый.

– А куда идёшь?

– Да вот ходил на деревню к ротному в халупу за ёлочными украшениями, – он указал на завёрнутый в палатку пакет и продолжал. – Иду, иду… да, надо быть, не по той дороге хватил. Там, что ли, наши то?

– Кажись, что там. Мы и сами-то хорошо не разберёмся. Садись, покурим да все вместе и двинемся…

Между тем, становилось всё темней и темней. Уже нельзя было различить: кусты ли это тянутся вдоль оврага, или шеренга солдат…

…

Шли, шли и шли.

А ёлку не бросали: тащили попеременно.

Надо сказать, что в прошлом году в конце декабря стояли морозы. И в канун Рождества также было свежо. Всем хотелось поскорее добраться до окопов.

– Вот беда-то, – печалятся они. – Ждут ведь там товарищи наши. А тут никак на дорогу не попадёшь.

– Смотри, смотри звезда… – сказал Дорофеев.

И действительно, на небе сквозь узорчатый разрыв облаков замерцала зеленоватым светом Вечерняя звезда.

Все сняли шапки и перекрестились.

И снова пошли в путь между высоких перевалов Карпат. Но не прошли и ста сажен, как увидели где-то, недалеко над землёю, качнулся огонёк.

– Вот и наши, – сказал Леонтий, – слава Богу, добрались.

И все пошли на огонёк.

Но в это самое время около них раздался чей-то окрик на немецком языке. Это немец-часовой спрашивал: «Кто идёт?»

– Вот те и раз! К австрийцам в гости пришли, – сказал Дорофеев.

И снова раздался грозный оклик:

– Кто идёт? Стрелять буду!

Уйти и скрыться было совершенно невозможно. Да и куда идти-то? В какой стороне наши?

И они положились во всём на свою судьбу.

В это время из тьмы навстречу им шёл часовой немец. Хотя в Буковине в том месте, где стоял батальон К-цев, и был фактически австрийский фронт, но в рядах австрийцев были и германцы.

…

Австрийцы и германцы все почти до одного вышли из траншеи.

И, действительно, было поразительное зрелище: впереди шёл рослый, здоровый Леонтий, нёс ёлку на плече, за ним с узелком Дорофеев, Иван и Тихон, а сзади них германец-часовой.

Тесным кольцом окружили пришедших австрийцы: кто такие, что, зачем?..

– Вот что, – вдруг сказал Дорофеев, обводя суровым взглядом сотоварищей. – Наш корпусный командир подарок нам прислал. Ёлку… С подарком, значит… И просит не стрелять сегодня.

Находчивость Дорофеева вывела из затруднения остальных.

– Так, так, – говорили австрийцы. – Добре… Добре, пане…

– А вот здесь и украшения к ёлке, – продолжал Дорофеев, указывая на свой свёрток.

– Добре, добре…

Австрийцы, как известно, не так плохо изъясняются по-русски или, вернее, по-украински. Поэтому-то легко можно было с ними сговориться.

Ёлку спустили в крытые окопы, а из окопа в землянку. Землянка была высокая и просторная, и ёлка вола свободно. Все четверо принялись за её украшение: развешивали блёстки, укрепляли свечи, вешали мишуру, золотые и серебряные нити.