1993г.
Мой дом наполнен воздухом.
Мой след разросся кедрами.
Мой взгляд проникя вечностью.
Мой голос льётся старостью.
Сказали мне: «Ты, бедная,
Не знаешь наших правилов,
Не видишь нашей силушки
И вся воняешь гадостью».
Я улыбнулась ласково:
«на радость людям, милые,
Воняю я ромашками
И спать ложусь чуть затемно».
Мой сад обрызган дождиком.
В ногах моих – дороги всё,
Дороги нескончаемы,
Концы их незаметные.
Конец моей же жистии
В дороге чуть виднеется.
А люди всё плечами жмут:
«Откуда ты пришла сюда?»
1993г.
«Тени восстали против предметов…»
Тени восстали против предметов.
Крутятся куртки в гвоздях центрифуги.
Одинокие руки ласкают бумагу.
Длинные синие страшные дали.
Остыла вода.
Опостылевший леший
бежит по оврагам.
Бродит по просекам стая статуй.
Носит на каменных пальцах пяльца.
Манекенщицы плачут
и теряют бремя.
Искали время – нашли деревья.
Они – смелые.
На асфальте растут фиалки.
Белые.
1993г.
Не цепляться за звуки.
Не стараться быть лучше.
Не пытаться стать кем-то.
Я рисую зачем-то
Десять новых открытий,
Двадцать старых умений,
Тридцать мрачных знамений.
Всё ништяк.
Всё от скуки.
Взять в запас или в руки.
Бить плечом или ухом.
Лбом переть или брюхом.
Я тяну это время.
Мне ль не жить?
Я ращу это имя.
Кого любить?
Я встаю вдоль дороги.
Куда шагнуть?
Руки – по швам.
Ноги – в ботинки.
Башку – пригнуть.
1993г.
Стук-постук.
Плавная рука – на круглом барабане.
Этот барабан я сделала
Из большой круглой тыквы.
Обтянула кусочком кожи,
Той кожи, которую
Носил мой друг на ногах
Зимой,
Чтоб не простудиться в горах.
Упругая кожа на барабане.
Высокий звук издаёт моя тыква.
Плачь, барабан!
Мой друг заболел.
Он простудился в реке.
Горы его не сломили,
Ветры его не сломили,
Сломила его вода.
Он и не думал о таком никогда.
1995г.
Я
В огне обветшалом,
В шутке неяркой,
Обрывая росинки с травы.
Ты
В движении тихом,
В дереве старом,
Светло-тёмный, ушедший в сны.
Птицы не долетели
До
Середины.
Вон, танцуют в ручье,
Смотри.
Птицам было легко
Полюбить свои крылья.
Мне к тебе нелегко идти.
1994г.
На причёску
Накинуто время серой шалью.
Некрасивая
С искривлёнными
ногами.
С белой палочкой,
Чтоб отпугивать воробьишек.
С пыльной памятью,
Без имён и других
словечек.
1995г.
Собака лает —
Змея кусает.
Змея, не кусай.
Надоедает лай.
Охотнику не больно.
Охотнику не больно,
Охотнику.
Смеётся охотник
Гагарочьим смехом,
Загадочным смехом,
Прикрыв лицо мехом,
Смеётся.
1995г.
Горная порода.
В пути
Мой страх.
Вымытые плАчи.
Палачи на похоронах.
Пожарные качели.
На мели
Сидели
Два седых альбатроса.
Клювы в иле.
1995г.
Снег не понимает меня
И не слышит.
Он ушёл далеко,
Подальше от мокрых усмешек.
Всё понятно и так.
Мой разум лежит. Неподвижен.
На грязных обрывках
Прожитых дней и лет.
1994г.
Затравлено архитравом.
Давится чёрным гипсом.
Хочет выплюнуть крышу.
Через горла труб.
Меж коронок зубов – не вижу.
Слишком красные нити слов.
Паутиной сдавлены груди,
Растворяются в руки и вширь.
Отпустись.
Забудь – забудет.
Сбудется травами время.
Не твоё.
Не война и не мир.
1995г.
Неевропейская женщина
Смотрит в окно.
У неё
Не так много мыслей,
Но одна
Не даёт покоя.
Вот она:
Силы
Кончились давно.
Неевропейская женщина
Смотрит в окно.
1995г.
Мне хотелось уйти, но
Я стою.
Пламенем синим колеблется память немая.
На крыльце бьётся дождь и не входит
В дверь мою.
Я стою.
Безнадёжно любившая и глухая.
Я стою над тобой,
Над тенью твоей, не взирая,
Ни на гнёт, ни на блажь,
Ни на голос, зовущий из рая.
Я стою чёрным камнем,
Скалою, обрубленной лавой.
Над твоей кутерьмой,
Над твоей стареющей славой.
Мне хотелось уйти, но
Я стою.
Мы как тень и вода,
Как сверкание и неподвижность.
Обрубив мои ветки,
Ты сам оказался неслышен.
И теперь ты – не радостен,
я – не пою.
Читать дальше