Игорь Куклин - Как я по голове осьминога гладил. Рассказы хирурга

Память у бабы Кати была отменная. Она рассказывала всю историю нашей семьи с дореволюционных времён. Ни разу не грамотная, наизусть красиво и долго декламировала любимого Есенина. Не могла только запомнить фамилию главного коммуниста, за которых она исправно во все выборы голосовала. Дальше «Зю» ничего не вспоминалось.

Ей было около 90 лет, когда её прихватил аппендицит, да ещё с перитонитом. Думали, не выживет бабушка. Да срок, видимо, ещё не пришел. Поправилась баба Катя и ещё несколько лет прожила. Ходила только не так далеко по селу. Умерла она в 93, угасла тихо, как свечка.

…«Ну где же эта яма?» – я уже долгое время брожу по берегу горной реки. Здесь, среди кустов, нужно быть внимательнее. Иногда, видимые сверху, но чаще заросшие тонким слоем корней и травы, под кустами встречаются глубокие ямы, на дне которых вода течёт. Я-то уже большой, в третий класс перешёл, а если в них кто из малышни попадёт, то утонуть не утонет, но выберется из них нескоро. Эти ямы люди используют как холодильники, помещая туда в металлических флягах или, как мы, в эмалированных вёдрах мясо и другие скоропортящиеся продукты. На всё время, конечно, не хватает, однако на потом есть тушёнка.

Это Талачи. Холодные Талачи. Обычный срок отдыха и лечения здесь от десяти до четырнадцати дней. Есть ещё Горячие Талачи, где горячая вода бьёт из-под земли, и не только там с нею ванны принимают, но даже с её помощью домá обогревают. Есть Кыринские Талачи. Сюда можно приехать только зимой, когда замерзает река и в ней образуется полынья с горячей водой. Над этой полыньёй ставят сруб и «принимают ванны». Богат край моего детства, очень богат. И рыбой, и зверьём, и золотом. Здесь целый рудник работает, шахты нарыты, старательская артель уже сколько рек загубила, а золото всё не кончается… Ещё много целебных источников: Двенадцать Ключей, Шивычинские Талачи… Только последние из них – Шивычинские – близко расположены, остальные все далеко в тайге.

Вот и сюда добирались мы вчера целый день. Сначала по лесной дороге, в кузове грузовой машины, среди других людей и шмутья, с остановками для отдыха, затем через широкую реку. По тому, как волновались взрослые, я понимал, что переехать реку совсем не просто. У грузовика поднимали капот, снимали ремень: «Ну, с Богом!» И машина, натужно ревя, переезжала по броду на другой берег. Потом по узкой неровной гати через болото. И вот, приехали. Но не до места, а только до конца автомобильной дороги. Дальше, по узкой тропе, ещё километра полтора нужно было нести все вещи на себе, иногда на коне, если он был. Справа – гора вся в цветах, слева – обрыв, внизу рокочет река. Красиво и страшно! Только к вечеру мы перетаскали все вещи к выбранной землянке, которую освободили выезжающие люди. Они встречались нам на тропе, спешили к машине, им ещё надо было посветлу брод переехать.

Землянка попалась добротная. Как раз для нас вдвоём с батей. Покрыта корьём – это кора от дерева слоями наложена, – дёрном придавлена. Слева и справа нары, между ними, в изголовье, столик с остатками свечки. Даже маленькая железная печурка возле двери. Вот только самой двери нет, вместо неё брезентовый полог с палкой понизу, чтобы его ветром не болтало. Окна нет, полог поднимешь – светло. Возле входа снаружи ещё одна печка, из камней сложенная, только плита на ней железная – это для готовки. Стол, лавки, навес. Жить можно! Отец прихватил бутылочку и куда-то исчез. Это понятно, здесь где-то его брат, дядя Вася, со своими сыновьями, моими двоюродными братьями, отдыхает. Я разобрал вещи, расстелил на нарах спальники и блаженно растянулся сверху. Где-то шуршала мышь, пахло сыростью и деревом. Задремал… Проснулся от голода. Батя ещё не вернулся, да и бегать его искать – это не по-мужски. Сходил до реки, принёс чайник воды. Растопил печку снаружи – спички в землянке нашёл. Вытащил из рюкзака заварку, рыбные консервы и булку хлеба. Вот только нож остался у отца на поясе, другого нет. Хлеб наломал руками, а банку долго тёр о плоскость ближнего камня, пока тонкая кромка жести не стёрлась и банка не открылась. Жидкость из неё успела вытечь, а кусочки рыбы-то остались. Вместо вилки – веточка. Батя пришёл и пирожки мне горячие принёс, но я уже наелся и его чаем напоил. Вот тогда, уже в потёмках, мы, малой да пьяный, унесли ведро с мясом в яму. Это которую я сейчас ищу. Уже обнаружил чью-то флягу, уже попал ногой и едва не провалился в какую-то яму под кустом, а своё ведро никак не найду.