Елена Дымченко - История одного алабая. 1-я часть. Шаман

Требовательная и бескомпромиссная, она не терпела слабости, лени и безответственности, и муштровала своих сыновей, как ефрейтор солдат.

Виктор с детства восхищался и боготворил её, мечтая быть достойным своей матери. Стараясь заслужить её похвалу, он всегда и во всём стремился быть лучшим. Прекрасно учился и, хотя не мог похвастаться блестящими способностями, добивался своего усидчивостью и старанием. Он из кожи лез вон, чтобы услышать от неё хотя бы иногда скупое – «неплохо».

Его брат же, Вадим, совсем не стремился угодить матери. Всё-то он делал по-своему, всё-то наперекосяк, и учился как попало, и вечно во всякие истории влипал, особенно в подростковом возрасте. Хлопот с ним у Екатерины Андреевны было невпроворот, но никогда она не смотрела на своего старшего сына Виктора с такой любовью, как на младшего Вадима.

У того с детства была врождённая способность находить со всеми общий язык и умело сглаживать острые углы. Друзья его любили, девушки обожали, и был Вадим душой любой компании, не зная ни в чём затруднений.

Когда он в последнем классе вдруг взялся за ум, то легко и играючи окончил школу с отличными оценками и, поступив в институт, также блестяще окончил и его, успевая при этом веселиться с друзьями и встречаться с девушками.

А Виктор в это время корпел над учебниками, не поднимая головы, забывая о сне и мире за окном, лишь бы не отстать, лишь бы не увидеть снисходительный или осуждающий взгляд матери.

В связи со вчерашними бурными событиями он совсем забыл об этой поездке, но делать было нечего, надо было собираться.

Открыв дверь в коридор, первое, что он увидел, была лужица, затем невдалеке вторая, а посередине, как бы во имя пропорции, эту композицию венчала свежая, пахучая кучка.

– О боже! – слабо возмутился Виктор. – Ты что-нибудь ещё умеешь, помимо того, чтобы здесь мины раскладывать?

Ответ не заставил себя долго ждать. Пройдя в комнату, Виктор увидел на ковре порванную и обглоданную книжку, ту, что он иногда читал перед сном. Рядом зиял свежими ранами старый тапок, а на журнальном столике стыдливо грустила голая лампочка, лишённая своего абажура, которому тоже неплохо досталось, судя по его растерзанному виду.

Виктор только растерянно всплеснул руками:

– Да уж, ты время зря не терял! Эй, ты где, негодник?

Щенка нигде не было видно. Заглянув под кресло и за диван, Виктор и там проказника не обнаружил.

– Эй, выходи, ты где спрятался? – повысил он голос.

Но щенок явно не торопился на разбор полётов, а где-то притаился или, скорей всего, был чем-то сильно занят.

Виктор, стараясь ступать бесшумно, отправился на поиски. Заглянул в ванную комнату, но она была пуста. Только валяющееся на полу полотенце свидетельствовало о том, что кое-кто здесь всё же побывал, но, видимо, не найдя для себя ничего интересного, покинул это помещение, не нанеся особого ущерба.

Повесив полотенце на место, Виктор отправился в прихожую. Разбросанная повсюду обувь явно указывала на то, что щенок здесь несколько подзадержался. Расставляя туфли и ботинки по парам строго на определённые для них места, Виктор обнаружил недостачу.

Не хватало одного ботинка от новой дорогущей пары, которую он купил в Париже, когда ездил туда в последний раз на семинар. Эти туфли он очень любил и берёг, надевая только для самых парадных случаев, например, таких, как вчера, когда хотел выглядеть успешным мужчиной.

– Вот же поганец, разбирается в обуви! – уже начинал злиться он, понимая, что украденную туфлю ничего хорошего не ждёт.

– Эй, ты где! – уже в полный голос закричал Виктор.

Но щенок снова проигнорировал его вопрос.

Из непроверенных помещений оставалась только кухня. Заглянув в неё, Виктор потерял дар речи. Дверца шкафчика была распахнута настежь, и практически всё его содержимое было вывалено на пол, который теперь походил больше на поле сражения, чем на образцово-показательное, сверкающее напольное покрытие его кухни.

Рассыпанная мука, крупы, макароны – всё это было перемешано и щедро полито подсолнечным маслом, липким ковром покрывая кафель. Композиция оживлялась яркими пятнами кетчупа, пластиковая бутылка от которого с обгрызенным горлышком валялась невдалеке от такой же опустевшей бутылки из-под подсолнечного масла.

И в самом центре этого разгрома возлежал довольный щенок, весь в муке, масле и кетчупе, догрызающий его ботинок из крокодиловой кожи.

Виктор застыл в дверном проеме. Он стоял, изумлённо разинув рот, и смотрел на этого разрушителя, не в силах вымолвить ни слова.