Василий Вялый - Смерти нет

– А ну, Гунявый, приведи-ка этого красавчика сюда, – приказал одному из нищих предводитель бродяг дядя Саша или, как они его называли, Папа.

– На кой он нам нужен? – огрызнулся оборванец, извлекая из консервной банки остатки кильки. – Ещё один лишний рот будет…

– Поменьше разговаривай, чмо, – дядя Саша ткнул палкой строптивого бомжа. – Этот горбун десяти таких, как ты, стоить будет.

Сунув жестянку в карман и недовольно бурча под нос умеренные проклятия, Гунявый побрёл выполнять поручение босса.

– Давай присаживайся, малец, – дядя Саша подвинулся, освобождая рядом с собой место на картонке. – Откуда такой… э… – он немного запнулся, подбирая нужное слово, – смелый будешь? – бродяга достал из кармана кусок шоколадки и, отряхнув его от табачных крошек, протянул мальчишке.

Уродец откусил несколько долек, а остальное лакомство сунул за подкладку поношенной курточки.

– Запасливый… – похвалило Славку какое-то существо неопределённого пола и возраста. – Ты не боись, пацан: никто тебя тут не обидит и мусорам не сдаст. – Существо, ощерив гнилые зубы, смачно сплюнуло на асфальт.

– Ну, как знаешь, хлопчик… – не дождавшись от горбуна ответа, дядя Саша чиркнул о подошву спичкой. Зажимая двумя пальцами окурок, задымил едким дымом. – А теперь пошли с нами, – он кивнул в противоположную привокзальному рынку сторону. – Вздумаешь улепетнуть – вот, смотри, – главарь босяков лихо щёлкнул перед носом у Славки кнопочным ножом. – Я шутить не люблю.

– Это точно, – вполголоса буркнул Гунявый.

Когда стемнело, бродяги, по несколько человек, чтобы не привлекать внимание милиции и просто любопытных, переместились с вокзала на кладбище. На его окраине, в зарослях бузины и репейника, располагалось лежбище бездомных. В тёплое время года, закутавшись от комаров в тряпьё, они спали в глубине кустов, прямо на траве. С приближением холодов перебирались в вырытую ими землянку. По ночам нищие топили дровами найденную на свалке печку-буржуйку. Бродяги готовили на ней похлёбку, заваривали чай, сушили промокшую под дождём одежду. Рано утром, при любой погоде, они снова ковыляли на вокзал, а по воскресеньям и православным праздникам – к церковной паперти. В обоих местах люди охотно подавали им милостыню ещё и потому, что подопечные дяди Саши были нищими особенными – непьющими. Свой контингент вожак подбирал исключительно из трезвенников, которые в этом социуме являлись большой редкостью. Зато «копеечку» им жаловали значительно чаще, чем их алкогольным собратьям – «не на пропой ведь, а на хлебушек», как зачастую просили они сами.

Гордостью дядисашиной бригады была шестилетняя девочка Оксана, умевшая петь псалмы, вернее отрывки из них. В выходные дни возле церкви жалобные песнопения малолетней нищенки имели невероятный коммерческий успех. Чтобы Ксюшку не выкрали конкуренты, дядя Саша берёг её пуще своего сучковатого посоха, с которым не расставался ни на минуту.

Поздним вечером бродяги возвращались на кладбище, разводили костёр. Варили в котле пакетный суп или разогревали на сковородке тушенку. Затем, громко причмокивая, пили ароматный чай со слоником на упаковке вприкуску с карамельками.

Дядя Саша разминал в пальцах пару дешёвых сигарет и неспешно набивал самодельную, вырезанную из грушевого дерева трубку. С удовольствием пыхтел, выпуская изо рта клубы желтоватого дыма. Широко скалился, обнажая редкие тёмные зубы:

– Скажи, Гунявый, а вот пил бы ты, как прежде, бормотуху или одеколон тройной, мог бы себе такое позволить? – то ли от сытного ужина, то ли от едкого дыма забитого в трубку табака, выпотрошенного из «Примы» он щурился и кивал на закопчённый котёл.

– Ой, и не говори, Папа, – Гунявый пошевелил палкой мерцающие уголья и ткнул ею в сторону темнеющих невдалеке крестов. – Поди, давно бы уж там валялся, – он тяжело вздыхал. – Много наших тут полегло…

Славке у нищих понравилось. И это несмотря на то, что ежедневно – с раннего утра до позднего вечера – приходилось просить милостыню. Работали они вместе с Оксаной. Светловолосая худенькая девчушка держала за руку коротконогого угрюмого уродца и, опустив глаза, жалобно пела. Самые чёрствые сердца судорожно сжимались, и их обладатели незамедлительно опускали руку в карман за мелочью. Безопасность дуэту обеспечивал сидящий невдалеке Гунявый. Время от времени он подходил к детям и, оглядевшись по сторонам, высыпал в карман мелочь из алюминиевой кружки.