Ольга Яворская - Руки мои, не опуститесь…

Она слышала, что кто-то пробегал по коридору в одну и другую сторону. Кого-то искали, что-то громко спрашивали, но текста она не уловила. Мозг был полностью погружен в кардиологический справочник. Когда Катька посмотрела на часы, ахнула. Сердце тут же провалилось куда-то вниз, тело замерло. Второй час дня! Уже давно прошел обед, и где сейчас ее сокурсники? Она быстро вышла в полупустой коридор. Больные готовились к тихому часу. Первое, что пришло в сознание: надо идти в кабинет заведующего определять свое присутствие. Приготовившись к самому худшему, она заставила себя постучать в дверь кабинета руководителя. За дверью громким голосом пригласили войти.

Войдя, она сразу уперлась взглядом в серьезные глаза Виктора Петровича. Вокруг его стола, занимая почти все пространство кабинета, на диване и стульях сидели около десятка врачей, все ординаторы тоже были здесь.

– Быстро заходите, присаживайтесь и включайтесь в работу, – железным голосом без эмоций, сказал он.

Окаменелой Катьке, молча потеснившись, предложили место на диване.

– И как вы собираетесь его лечить? Где программа действий? – строгий голос Игошина, направленный на ординатора, находившуюся справа от его стола, вновь зазвучал в гробовой тишине. – Вы оцениваете состояние пациента как тяжелое. Почему он у вас не в палате интенсивной терапии? Дальше даже смотреть не буду. Он у вас умирает. А вам двойка!

Он перечеркнул листок и почти кинул его в сторону Катькиной сокурсницы. Та пыталась что-то сказать в свое оправдание, на что Игошин развернулся к ней всем своим торсом и грозно, разделяя каждое слово, почти шепотом произнес:

– В ПИТе за больным постоянный контроль врача и все необходимые реанимационные мероприятия. А пока вы, дорогая, будете докушивать свой пирожок, а у вашего больного начнется отек легких, мы необходимые для его спасения минуты потратим для перевозки и подключение к аппаратам. И еще, Наталья Владимировна, – обратился он к ней уже снисходительным тоном, – запомните с самого начала: ни один из нас не застрахован от смерти пациента, но каждую смерть вы будете помнить. А те, которые произойдут по вашей вине, будут терзать и мучить вас всю жизнь!

Он взял в руки следующий контрольный листок. В каждом он находил ошибки и делал замечания, задавая вопросы всем присутствующим. Врачи заинтересованно отвечали, у каждого были свои предположения. Игошин молча, порой с усмешкой, выслушивал, задавая наводящие вопросы четко в цель, замыкая круг и подводя к правильному решению. Катька не знала на многие из них ответы и чувствовала себя неуверенной. Когда у него в руках оказался листок Екатерины, он, пробежав глазами, нахмурился и потом как выстрелил:

– Это чье? Почему не полный ответ?

Катька, вдруг, вся вспотела, сглотнула слюну, но взяв себя в руки, ответила:

– Мое. Пациент Семенов, 57 лет, 7 палата.

– Пошли! – он порывисто встал и рванул к двери. За ним потянулась вся череда врачей.

В палате он устроил ей полный экзамен. Она уже в присутствии всех снова собрала анамнез заболевания и жизни. Осмотрела больного, определив границы сердца, пропальпировав и проаскультировав его, где только это возможно. Вместе с ней то же самое проделали еще три ее сокурсницы. Больной был бодр и общителен. Было заметно, что такого тихого часа он еще не переживал. Когда экзамен закончился, вся процессия проследовала назад в кабинет главного. Он ястребом смотрел в глаза Екатерины:

– Вы когда закончили институт?

– В 1993 году, – подозревая что-то неладное, пролепетала она.

– А дальше чем были заняты? – не сводя с нее глаз, допрашивал руководитель.

– А дальше – декретный отпуск, три года, – приходя в себя, твердо ответила Катя.

– Вы делаете очень много ошибок – это недопустимо, – стальным голосом отрезал он, – посмотрите, что вы тут написали: сопутствующая патология не полностью, осложнения смешали с основным диагнозом, границы сердца определены неправильно. Почему не указан характер тонов и шумов?

Екатерина сидела вся красная от стыда.

– Мало того, вы отсутствовали где-то три с половиной часа.

Катька попыталась сказать в свое оправдание несколько слов, но он даже не слушал ее.

– Сегодняшний день прошел для вас даром. Вы ничего не сделали полезного. Лично вами я очень недоволен, – продолжал он казнить ее. – Я не принимаю ваш ответ, все переделать, – гаркнул он.

Катька еле сдерживала слезы до конца проверки контрольных работ. Она чувствовала себя ничтожеством. На фоне других она была хуже всех и с болью в сердце осознавала это. В конце рабочего дня, когда врачи стали расходиться, две ее сокурсницы стали успокаивать ее. Катька сидела со стиснутыми зубами, кивая им в ответ, боясь, что расплачется, если откроет рот хоть на секунду.