Абрам Хаит - Судьбой начертано, жизнью испытано

– Поэтому архиважно, чтобы свидетели событий тех лет всеми доступными им средствами вели непримиримую борьбу с попытками представить всё не так, как было на самом деле, – предложил Борис Алексеевич Иосиф продолжал:

– Герой фильма «Место встречи изменить нельзя» Жеглов коротко, но предельно ёмко определил судьбу вора: вор должен сидеть в тюрьме. Не всегда это удаётся, тем не менее вполне осуществимо. Но что делать, если в воровстве уличено государство, как его изолировать? Невозможно понять тех, кто нагло врёт на государственном уровне, пытаясь приписать себе, точнее, украсть чужие заслуги. Однако и здесь существует грань, которую категорически нельзя переступать. Все это понимают, кроме тех, кто считает, что им всё позволено. В этом отношении такая страна, как США, не имеет себе равных. Определённые силы этой страны неоднократно делают попытки убедить всех в своей выдающейся роли в разгроме врага во Второй мировой войне, хотя лучше бы постарались как-то оправдать очевидный факт, почему на ней обогатились. Не этим озабочены. Решились переступить грань недозволенного – выпустили юбилейную монету, посвящённую 75-летию окончания войны, на которой разместили флаги стран-победительниц: США, Англия, Франция, а СССР нет. Разве это не стремление украсть победу у страны, внёсшей в это решающий вклад? Очевидное воровство – в тюрьму не посадишь, но тех, кто за этим стоит, изолировать можно презрением. Весь мир знает правду, никто не сможет отрицать, что главным на церемонии подписания акта о капитуляции Германии был маршал Советского Союза Г.К. Жуков; он её принял от представителей поверженной фашистской Германии. Представители других государств на этой церемонии, официально установившей поражение ненавистного врага, всего лишь присутствовали.

– Точно так же, как и участвовали в войне: СССР воевал и нёс огромные потери; США – присутствовали, выжидая подходящего для себя момента, прежде чем принять непосредственное участие в боях, – отметил Борис Алексеевич.

– Можно что угодно пытаться доказать, но неопровержимо одно: июнь 1941 года и июнь 1944 год – это далеко не одно и тоже. Даты говорят сами за себя: первая – нападение Германии на СССР, вторая – открытие Второго фронта союзниками. Не заметить три года подлого выжидания невозможно, – продолжал Иосиф.

– Но почему-то это не понимают те, кому адресованы неопровержимые факты, – возразил один из бывших коллег по работе, тоже ныне пенсионер.

– С этим не поспоришь. Многие склонны с большим доверием относиться к той информации, которая исходит не из официальных источников. Мне кажется, что это следствие укоренившегося предвзятого мнения, что власти и тем, чьи суждения с нею совпадают, нельзя доверять. Такое отношение чревато. На этом фоне можно вбить в голову непосвящённым в действительную суть событий любые небылицы, чем ловко пользуются желающие всё представить в нужном для себя свете. А это значит, что нельзя молчать и выслушивать всякий бред, от них исходящий, надо активно этому противодействовать, – завершил Иосиф разговор, не оставивший никого из ветеранов равнодушным.

Кто, кто, а ветераны хорошо знают, как всё было не с чужих слов, и втолковать им всякую чушь о войне – пустая затея.

Следующий раз братья собрались вместе по печальному поводу – на похоронах папы. Он умер через несколько лет после смерти мамы. На её похоронах Иосиф из-за болезни не смог быть, и ему сообщили о её смерти только несколько месяцев спустя. Он тяжело переживал эту потерю и лишь через год, побывав на её могиле, поверил, что больше никогда в его жизни не будет возможности произнести слово «мама» и услышать в ответ тёплое, наполненное постоянной заботой «сынок».

Больше, чем через год после смерти мамы, судьба свела папу с одной давней знакомой, на которой он, испросив согласия каждого из сыновей, женился. Но это не принесло ему утешения, и однажды в разговоре с Яшей, который всё время был рядом, он сказал:

– Общаясь с этой женщиной, я всё больше и больше понимаю, что никто не может заменить мне маму, и испытываю непреходящую боль от разлуки с нею.

На похоронах папы все три сына, будучи уже взрослыми и вполне самостоятельными людьми, поняли, что они окончательно осиротели и вдруг перестали быть детьми. Как-то выразить это чувство простыми словами невозможно, потому что трудно найти слова, способные передать состояние, угнетающе довлевшее над каждым из них все дни, связанные с проведением похорон отца, и впоследствии не покидающее их ещё долгие годы. На похоронах было много родных, друзей, бывших сослуживцев и просто знакомых. Все выражали сочувствие и по-доброму вспоминали папу. Он был очень уважаем, к нему обращались за советом, и все ценили его отзывчивость, готовность и стремление помочь каждому, кто нуждался в его совете. После завершения всех ритуальных процедур дядя, муж родной сестры папы, пригласил сыновей, женщину, с которой папа жил несколько последних лет своей жизни, и сказал: