Андрей Бычков - Все ярче и ярче

Было еще светло, когда во дворе его поприветствовал сосед. Высокий и моторный парень, который предпочитал все время двигаться, косить траву, копать грядки, сосед построил на участке две большие террасы и параллельно – три теплицы. С прошлого года парень разводил кроликов и сейчас как раз открывал сарай, выпуская их в деревянный загончик. Животные пугливо выпрыгивали по одному из маленького окошка, оглядывались, прижимая уши, ползли, потом бежали, замирали и оглядывались, принюхивались к свежей траве, начинали быстро – быстро жевать, бросали, перебегали по огражденной лужайке к углам загончика, и там прятались.

– Давно тебя не было, – сказал сосед. – Как дела?

– Хорошо, – сказал он. – А у тебя?

– Да кролики вот чего – то дурят.

– А что такое?

– Сидят в темноте. Выходить не хотят. Банку им с хлором установил. Только тогда стали выпрыгивать наружу.

Из сарая донесся резкий неприятный запах.

– А почему?

– Не знаю.

– Да, странно, – сказал он, поворачиваясь к калитке.

Из – за пруда выходили на дорогу соседи с той стороны, старики.

Старики – двойники, или, если правильнее, двойняшки, они выходили на дорогу, недалеко от своего дома, стояли и смотрели. Смотрели и уходили. Два раза в день, утром и вечером.

Он помахал им рукой, и сосед помахал рукой. И старики в ответ тоже помахали им руками.

– У двойников родился правнук, – сказал сосед. – Можешь их поздравить.

– У которого из них?

– У правого, – рассмеялся парень.

Так между собой они называли стариков – правый и левый.

– Долго живут, – усмехнулся он.

Вся его жизнь, как сидел теперь уже поздно вечером в деревянном кресле, в этой резной витиеватой деревянной качалке, купленной в «Леруа Мерлен», что они еще спорили с женой, что это кресло слишком дорогое, и он почему – то настоял, чтобы купить, чтобы раскачиваться по вечерам, отдыхая от нехитрого сельскохозяйственного труда, попивать из бокала любимую «риоху», и, глядя в огонь камина, думать о будущем, что будущее еще должно оставаться, если и не у него, то хотя бы у его сына, что для сына пока только как бы ранняя весна, хотя в действительности на дворе был уже май, только вот листья распустились в этом году лишь наполовину, все от того, что еще почему – то слишком холодно, такая вот выпала весна, но этот холодный циклон уйдет, и будет еще потепление, а у Гриши впереди целая жизнь, его еще не постигло разочарование, Гриша еще может попробовать что – то сделать в своей жизни, чего – то добиться, чего не удалось ему, его отцу… и какие – то другие женщины, опасные или не очень… лишь бы не испортили они Грише жизнь, лишь бы Гриша не слишком ими увлекался, чтобы не начать им мстить, да, не начать мстить, а за что, собственно?

Кресло, которое способно раскачиваться, пока он будет вспоминать, некто в очках, назвавшийся Омом в честь неумолимого закона, согласно которому чем больше сопротивление, тем должно быть и больше напряжений, больше усилий, чтобы это сопротивление преодолеть, чтобы что – то изменить, сдвинуть, чтобы что – то начало меняться, увлекая, захватывая в свой поток, производя попутно и необходимую работу, что ничего никогда не получается просто так, что это все иллюзии, как будто нечто может получаться без усилий.

Он лег спать в два, он заставил себя лечь спать, завтра же хотел встать пораньше, провести свет в светелке, и даже приготовил дрель и провода, достал коробку с саморезами, оставил все это на кухонном столе, вместе с французскими духами.

В темноте он долго лежал, подложив под голову руки, и теперь уже другие образы снисходительно усмехались над ним, что только они обладают той тайной свободой, что только им не нужны никакие усилия, только они движутся сами собой, плывут, летят, куда хотят, и им наплевать на все сопротивления в мире, они проходят через все преграды, и если захотят, то могут раствориться перед любыми препятствиями, чтобы снова собраться у препятствий за спиной, и никто никогда не сможет им, образам, помешать. И, если они захотят, то могут показать кому – то и хмурое утро, как сосед пинками, зажав от хлора нос, выпихивает и выбрасывает последних кроликов на траву. Или, если опять же им будет угодно, показать благостных двойняшек – стариков, как те снова выходят на дорогу и неподвижно стоят, и смотрят, не мигая. И как они радостно машут, заметив кого – то, зовут, размахивают руками, иди, мол, сюда, чертят небо руками, чтобы кто – то подошел, они же должны рассказать, что у них родился правнук, у нас родился правнук, маленький и новый, сморщенный, как весенний лист, он будет прославлять наше дерево и будет продолжать его рост.