Елена Винокурова - Сказки из старых тетрадей

Боль. Тоска. Испуг. Возмущение. Протест. Боль. Смирение. Принятие. Очищение. Благодарность.

Серебряной струны коснулось светило, завершая свой оборот, и тихий звон потек от звезды к звезде, сливаясь в песню. Волна звука омыла меня, оставляя ожидание.

В живом свете стоял я, сложив крылья за спиной, рядом со своими собратьями. Тяжелый фолиант привычно лежал в руках, и привычно бежали по шелковистым листам изменчивые вереницы огненных букв, отражаясь в моей душе.

Тишина снизошла на меня в одно мгновение, как будто кто-то легкой рукой убрал тонкую кисею с прозрачного сосуда. Та тишина, что близка к великому молчанию.

Подчиняясь неслышному зову, отошел я от своих товарищей, размыкая цепь нашего единства. Заскользили горячими каплями, стекая по моей коже, их тревога и недоумение. Перед данным мне знанием послушно склонил я голову. И вдруг отпали мои огромные белоснежные крылья, как на земле отпадают с деревьев засохшие листья. Но в тот же миг расправились за моими плечами черно-белыми серпами другие. Книга моя стала малого размера и удобно легла в кожаный кошель на невесть откуда появившемся на мне широком поясе.

Те, кто миг назад были моими собратьями, издали вздох-стон, полный жалости и испуга. И готовы были броситься мне на подмогу, но отступили перед невидимой стеной, возникшей между нами, и опустились их протянутые руки. Один спросил: «Как же ты теперь?». Хоть и слышалось в его голосе искреннее сострадание, я не ответил ничего. Что я мог бы им сказать, как объяснил бы своевременность и необходимость происходящего? Я молчал. Я ждал.

Вот неслышно появилась и встала около меня женщина в белоснежном одеянии. Я не поворачивал головы, лишь краем глаза видел очертания стройной фигуры да ореол темных кудрей. Во взмахе поднялась ее тонкая рука, и, вняв немому приказу, взмыл я на своих новых крыльях ввысь, прямо в золотой свет, который стал невообразимо ярким, но уже не мог ослепить мои глаза. Белая тонкая фигура скользила рядом.

Засвистел у меня в ушах пронизанный светом воздух. И все стороны мира были открыты мне, и каждая песчинка была видна мне. Книга, закрепленная на поясе, не мешала, но все также бежали в ней огненные письмена, отражаясь в моей душе.

Не снаружи, но внутри меня раздался глубокий женский голос: «Учись, Ястреб». Я понял и принял свою судьбу. Я воин. На миг кольнуло сожаление о судьбе мирного книгочея, несущего в себе и с собой умиротворение, покой и ясность. Но тут же и исчезло это сожаление. Я – воин. Я – Ястреб, глядящий на солнце. Я начал учиться.

Из всех миров, где я бывал, есть один, который особенно дорог мне. Там царит ровный спокойный голубоватый свет. Там дымчато-сиреневое нежное небо. И серо-фиолетовое медленное холодное море. И скалы уступами, в расселинах которых виднеются пучки сухой травы. Узкий берег устлан удивительно красивыми камнями: гладкими, прозрачными, темно-синими, словно светящимися изнутри. Я люблю держать их в руках, и они охотно принимают теплоту моих ладоней, отдавая взамен свою прохладу. Очень тихо: лишь едва заметное уху шуршание волн и перестук камней раздаются здесь. Спокойствие и мудрость этого места не покидают меня какое-то время и после того, как я ухожу отсюда. Мысли становятся размеренными, как эти волны, прохладными, как этот воздух, от которого молодеет лицо.

Мне было по душе, что этот мир пустынен. Но однажды, придя туда, я увидел людей. Их было много. У них были мудрые, тихие лица. Они сидели на берегу и на уступах, по одному или небольшими группами, молча, изредка лишь перекидываясь неслышными мне словами. Все смотрели вдаль. Они не мешали мне, а я не мешал им.

Я, как обычно, медленно шел по берегу, думая о своем, перебирая пальцами камешек. Вдруг одиноко сидящий молодой парнишка с неожиданно серебристой прядкой в падающих на лоб волосах обернулся ко мне и сказал, словно объясняя что-то важное лучшему другу: «Это последнее море. Мы ждем». Я посмотрел ему в глаза. Молча кивнул. В тот момент я понимал его, понимал большее, чем можно передать словами. Этого было достаточно и мне, и ему: мне – понять, а ему – быть понятым. Я пошел дальше, все так же перебирая в руке камешки и думая о своем.

Я знаю, что они попали туда, куда стремились. И парень с серебряной прядкой в темных непослушных волосах, где бы он ни был, всегда будет помнить о том, что он не одинок.

Из этого мира я всегда уходил через неприметную расселину в одном из склонов горы. Но в этот раз я ушел по воде, которая плавно переросла в небо. Я шел и шел, и ровный голубовато-сиреневый свет вливался в меня, вытесняя все тяжелое, отжившее, и душа звенела от радости. А потом вдруг в яркой вспышке окончательно исчезло то, что еще было мною.