Елена Долгополова - Какая же ты бездна – человек!

Дни ползли медленно, и Отахон-ака развлекался тем, что наблюдал за людьми. Остановка была оживленным местом, здесь всякое случалось, бывало, что люди ссорились и даже дрались, но Отахон взял себе за правило ни во что не вмешиваться. Если уж милосердный Аллах так устроил мир, что в нем обязательно кого-то бьют, то кто такой Отахон, чтобы мешать его воле? Он вообще старался быть незаметным, устраивался в уголке, подсунув сумку под скамейку. Зимой укутывался потеплее, чтобы не продрогнуть, а летом повязывал голову белым лоскутом ткани и усмехался про себя, думая, что в этом белом платке он становится похожим на тех благообразных восточных старичков, которых любят показывать в кино. Только вот Бог не наградил его приятным лицом, оно темное и морщинистое, как слоновья кожа, ну да ничего страшного, он же не собирается светить лицом на большом экране. Отахон считал благом, что хотя бы способен пока сам о себе позаботиться.

Через дорогу располагалось огромное здание новой престижной школы. По утрам здесь выстраивалась вереница дорогих машин – родители привозили детей в школу. Отахон с доброжелательным интересом разглядывал упакованных в форму школьников и начинал светло мечтать о будущем своих внуков. Сидя в одиночестве на остановке, он мысленно выбрал и прошел вместе с ними множество жизненных путей, радовался еще не случившимся победам, предостерегал их от опасностей, мечтал о правнуках. В реальной жизни внуки не слишком интересовались дедом и вообще старались лишний раз к нему не подходить, чувствуя отношение родителей, но в этой вымышленной жизни Отахон щедро наделял своих любимых внуков благородством и широтой души.

Он так увлекся этими мечтами, что даже полюбил сидеть на остановке. Здесь ему и впрямь было спокойно, обычно люди его совсем не замечали. А если и замечали, всегда можно было сказать, что ждешь автобуса.

Отахон-ака не потерял веру в людей, и ему было приятно, когда люди подходили к нему, интересовались, почему он здесь, не нужно ли чего? Он ценил доброту и участие, но позорить семью рассказами о неблагодарных отпрысках не собирался. Конечно, он понимал, что зять просто мелочный и зловредный тип, но считал, что это именно его, Отахона, вина, это он недоглядел и выдал дочь за такого мерзавца. А теперь уже ничего не попишешь: у них дети, им нужен отец, не лишать же детей отца из-за того, что он терпеть не может их деда! Вот Отахон и говорил всем интересующимся, что просто ждет автобуса. Как правило, после этого его оставляли в покое. И только раз эта отговорка не сработала, когда однажды, в конце холодного весеннего дня, на остановке появился седой, но крепкий на вид человек в потрепанной одежде и подсел к Отахону.

– Чего высиживаешь, отец?

– Автобус жду, – привычно ответил Отахон, ожидая, что незнакомец тут же потеряет к нему интерес, но тот вдруг усмехнулся:

– Как же, автобус! На таком-то ветру и уже три часа? – он покачал головой и решительно закончил: – Ты это бабушке своей расскажи!

Так он познакомился с Дядьсашей.

Это была странная, но очень приятная для обоих дружба. Дядьсаша любил поговорить, и после многих лет одинокой и молчаливой жизни Отахон впервые нашел человека, с которым было интересно беседовать, а еще интереснее – слушать его. Диапазон знаний Дядьсаши казался необъятным: он мог легко, свободно и красиво рассуждать на самые разные темы. Манера речи, аргументация, умение с достоинством завершить тему – все это говорило о том, что он привык выступать перед аудиторией, и, слушая его, Отахон размышлял, какие изгибы судьбы привели такого человека на улицу. Но тут же про себя горько усмехался: а разве сам он планировал провести почетную старость на автобусной остановке? Он ведь тоже когда-то имел высшее техническое образование, интересную работу, был уверен, что будет собирать за большим столом детей и внуков, а в старости греться у их очага, а теперь… э-эх! Старшая дочь и сын давно живут с семьями в другой стране, изредка присылают деньги, звонят, но приезжать не собираются. А младшая дочь – тут все еще печальнее, – она вроде рядом, но на самом деле между ней и отцом тысячи парсеков космического безвоздушного пространства. Отахон только вздыхал, думая о ней. Конечно, можно было бы стукнуть кулаком по столу и заявить свои права на дом, потребовать, чтобы с ним считались, но что это даст? Разве его будут любить за это? А открытой ненависти его сердце не выдержит, его и так тяжело ранят презрительные взгляды зятя. Уж лучше сидеть целыми днями на остановке, чем сталкиваться с такой злобой в собственном доме.