Ирина Сотникова - Иллюзии сада камней

Еще одним правилом было не говорить об Учителе. В его сторону боялись смотреть, к нему опасались обращаться по пустяковым вопросам. В зависимости от настроения он мог наказать, оскорбить, унизить – это Ася на себе испытала в полной мере. Или мог дать короткие, но дельные разъяснения по технике. Мог поговорить по-дружески, и такие беседы становилась лучшей наградой для его старших подопечных. С учениками первых месяцев обучения он не разговаривал вообще. Младшими занимались старшие, в функции Учителя входило наблюдение за порядком в зале и наведение этого порядка. Никаких лишних разговоров, никаких улыбок и тем более смеха, никаких эмоций.

Правда, иногда он читал долгие нотации ученикам, стоявшим перед ним строгим строем, – об отношении к старшему и младшему, о морали и нравственности. Эти беседы казались Асе правильными, но слова были жесткими, словно мораль и нравственность надо было насаждать только силой, ибо, по мнению Учителя, люди безвозвратно погрязли в пороках. Ей думалось, что в этих речах не хватало сострадания, будто Учитель глубоко презирал этот мир вместе со всем, что по нему бегает, ходит, ползает и летает. Но это не могло быть правдой, нельзя жить в такой ненависти. Возможно, это был его стиль поведения, тщательно отработанная система защиты от излишнего панибратства приходящих в спортзал извне – таким оказалось единственное логическое объяснение, которое Асе удалось найти. Все новенькие хотели чуда, но чудес в воинских искусствах, как она уже поняла, просто так не бывает. Настоящее чудо – сам ученик, а не его умение отбиться от хулиганов. И до этого было потрясающе далеко. Поэтому, а грубость Учителя сразу отпугивала гордецов, здесь мало кто задерживался.

Несмотря на это, старшие ученики относились к своему Учителю с глубоким почтением, радовались редким беседам с ним, с удовольствием выполняли все его поручения. Еще не понимая причины этих взаимоотношений, Ася чувствовала исходящую от Учителя силу и легко подчинялась ей, не рассуждая, хорошо это или плохо. Да, было обидно, когда он кричал. Но когда он был спокоен, такое же спокойствие овладевало и ею, наполняя сердце ожиданием неизведанной ранее тайны. Иногда она думала о том, что именно такой наставник ей и был нужен – не позволявший приближаться, но при этом контролирующий весь процесс тренировок. Так, по крайней мере, она могла быть предоставлена самой себе, что Асю очень устраивало. Конечно, она пока осматривалась, и, словно напуганный зверек, готова была дать деру в случае опасности. Но опасности не было, было сильное моральное давление, жесткий контроль, а к этому Ася привыкла давно.

На Востоке испокон веков каждый учитель был носителем истины, передаваемой ученику. И это касалось не только боевых искусств, но и целительства, наук, любых видов мастерства. Асе очень понравилась легенда о китайском мастере фарфоровых кукол, которых был знаменит на всю страну. Говорили, что сам Мастер был жесток и капризен, но, несмотря на это, у него было огромное количество учеников, к нему приходили учиться даже из других государств, но никто так и не смог делать кукол с таким человеческим выражением лиц, как сам Мастер. Когда пришло время умирать, Мастер решил передать свое искусство только одному ученику, который из года в год, находясь с ним рядом, терпеливо искал истину. Но, несмотря на все усилия и бесконечные опыты, его куклы получались безжизненными. Мастер попросил его сделать еще одну куклу, дождался, когда ученик вытащит ее из печи, а потом одним движением пальца слегка прижал кукле подбородок и поддел его вверх. Выражение лица куклы сразу изменилось – она слегка заулыбалась, ее черты оживились, исчезла та самая правильность, которая всех кукол в руках ученика делала одинаковыми и мертвыми. Вот так произошло настоящее чудо, вот так Мастер передал свой секрет и благополучно отошел в мир иной.

Но это было на Востоке и очень давно. Возможно ли без изменений перенести принцип «учитель-ученик» в современный мир? Этот мир глубоко западный, нацеленный на результат, восточные принципы, где важен сам процесс, здесь не работают. Асе был важен именно процесс, но до определенного момента, пока она сама не почувствует, надо ли идти дальше. Она не собиралась становиться мастером боевых искусств и уж тем более не хотела заставлять куклу «улыбаться», как в древней легенде. Быть всю жизнь тенью Учителя – смешно, архаично, это время давно ушло.

Временами Асе казалось, что она попала в настоящую школу воинских искусств, основанную на самой глубинной философии. Но в этой современной школе не хватало буддийского спокойствия и вежливости, которую она ожидала увидеть в людях, проповедующих восточные принципы отношений. Впрочем, Ася слишком мало времени провела здесь, чтобы задумываться над такими серьезными вещами. Одно она поняла очень четко – личность Учителя определяла саму школу, он относился к старшим ученикам, как к собственным детям, болезненно воспринимал отсутствие кого-либо на тренировках, тщательно следил за отработкой их техники и с огромным удовольствием хвалил кого-либо из них, если считал нужным. А потом уходил в сторону и снова кричал и сердился, боясь показать свою сентиментальность. А был ли он восточным учителем по сути? Может, он просто был крайне одинок, и созданная им школа сделалась его семьей? На этот вопрос Ася ответить пока не могла, потому что не доверяла Учителю – до тех пор, пока он не признает в ней свою ученицу.