Илай Колесников: Ни свет ни заря

Глава 1

Она была красивой. Как рано по утру, зимой, бывает, вдруг засветит в окно белый призрак метели, так и она каждый раз появлялась неожиданно, ни свет ни заря, и поражала всех своей красотой. В детстве её хотели назвать то ли Ирочкой, то ли Машенькой, но так и не определились точно с названием. Врач же, главный по роддому, проходя мимо, вдруг сказал: «ОЙ, а кто это такой тут у нас, ни свет ни заря-я??». Вот у главной героини и появилось имя. Она любила сидеть у своего окна, наблюдая за тем, как сотни маленьких-премаленьких людишек снуют туда-сюда у подножия Эйфелевой башни. Она любила смотреть за ними и придумывать им разные истории. Ну, к примеру:

Однозначно этот маленький человечек в красном полушубке и с мешком за плечами-непризнанный Дед Мороз. Пожалуй, он прибыл сюда, во Францию, из Италии, где был признан самым успешным и высокооплачиеваемым Дедом Морозом города. Пожалуй, идя во-он там, где-то под огнями Эйфелевой башни, он видит её наконечник и понимает свою финальную цель: поиск новой мечты. Пожалуй та, Итальянская мечта, обратилась в пух и прах, а возможно, просто была достигнута и закончена. Пожалуй там, в Италии, наш Дед Мороз работал не просто так, а уж, наверное, на что-то копил. А лучшим стал потому, что ему искренне по душе пришлась работа. Пожалуй, там, в Италии, он копил на свою новенькую яхту, желая поскорее её заполучить и уплыть на ней куда-нибудь далеко-далеко.. Да, скажем, в Аргентину. Ну, а чего мелочится? Так значит, наш Дед Мороз, назовем его Луисиан, (а то какой это Дед Мороз без имени?), копил себе, копил на яхту до Аргентины. Но для чего же он это делал? Ну, делал он это для того, чтобы приплыть в Аргентину и стать пастухом знаменитых аргентинских коров и бычков, ходить вокруг них и петь песенки.

– Для чего ему тогда яхта?

–Сей-час!

Так вот, яхта ему нужна для того, чтобы при случае, если за ним вдруг начнет гнаться какой-нибудь разозлившийися, подвыпивший буйвол, ой, то есть, конечно, начальник буйволов, он не растерялся и не вскричал: «Помогите, люди добрые, кто чем может, хлебом-солью или монетой!», а лишь прыгнул в воздухе раз, второй, высунул набекрень свой язык, да прыг-скок в лодочку и уплыл восвояси. Но заработал ли наш Итальянский Дед Мороз на свою вожделенную яхту (Раз уж мы начали про него говорить)? Да, дорогие друзья, заработал, больше того, у него ещё оставалась пара монет, чтобы, сидя на своей новенькой, новехонькой яхте, купить у проходящего мимо торговца булочку и кофе, и после вкусить их, глядя на всю земную суету и считая, что всего в своей жизни уже добился. Доехал ли он, Луисиан, в таком случае до Аргентины? И это правильно, и это вы верно догадались, дорогие друзья. Доехал, даже не поперхнулся, и в первый же день по приезде туда сумел поругаться с начальником, но так, что его не выгнали с острова, а напротив, избрали новым начальником коров и буйволов, а старого-то как раз отправили восвояси, причем тот был настолько глуп, что не имел с собой лодки. Так, стоп, погодите, у меня убежал чайник!

Ну так вот. Но почему же тогда, если у него всё хорошо там, в Аргентине, вместе с буволами, Луисиан попал сейчас во Францию и вроде бы не выглядит уж сильно и шибко счастлив? А дело было вот как, дорогие друзья, и вам я настоятельно рекомендую его послушать:о дело,послушать.

Как-то раз, выходя очередным утром из своего ранчо, по прошествии уже месяца с момента своего прибытия на Остров, (а он пас коров не на самом материке, а на острове неподалеку, ведь там больше платят и меньше коров), Луисиан стал вдруг очень сильно дивиться красоте аргентинского восхода. И правда, между прочим, у Луисиана был довольно-таки неплохой вкус, и в дестве он даже рисовал картины, а в молодости писал стихи, всё свое свремя до того момента, как стал лучшим итальянским Дедом Морозом по вызову. А восход был, значит, вот какой: если бы вы летом вдруг накопили этак десять тысяч таких монет, которые водятся в вашей стране в обороте, в полнолуние в полночь вылезли в окно своего дома на веревке или вертолете (в зависимости от высоты вашего дома или этажа) а после купили на вокзале билет на поезд до Москвы, где (в Москве) проехали бы чуть-чуть, этак с триста километров прямиком до моей дачи, а после (последний шаг) переместились бы во времени на четвертое августа две тысячи двадцатого года, то увидели бы именно такой восход. Впрочем, чего это я? Можно было сказать и проще! Восход, ну, значит, ему было десять-одиннадцать лет от роду! Опять, пожалуй, не то… В общем, когда Луисиан увидел довольно красивый для его чувства юмора и пиджака восход, он сказал по Аргентински: «Эх-ма!» Это и было началом столь неожиданной истории, которой подивился бы даже аргентинский морской тюлень, хоть аргентинские морские тюлени и не умеют толком дивиться. Впрочем, всё это так не важно! Важно же нам лишь то, что Луисиан увидел настоящий аргентинский восход, и был счастлив, так счастлив, что прямо-таки захотел стать фотографом от испуга.