Array Сборник - За стеной сна

Лоб и спина у Василия Трофимовича мгновенно покрылись испариной, он не мог выговорить ни слова: взгляд женщины парализовал его, заставляя смотреть и смотреть неотрывно в её глаза.

Казалось, прошла вечность, пока он начал понемногу овладевать собой. Зажмурив и открыв глаза, он снова увидел её, выключил и включил ночник – снова она перед ним.

С трудом шевеля губами, шёпотом спросил:

– Ты… то есть вы… вы кто?

Молчание.

– Вы… как… почему… здесь?

«Так…» – послышалось ему, хотя губы женщины оставались неподвижны. Василий Трофимович, так и не поняв, сказала она что-то или нет, стал оглядывать её. Незнакомка вся была накрыта одеялом, кроме головы, нога её была согнута в колене, и в этом месте одеяло было чуть приподнято, возможно, немного приоткрывая её тело, но в сумерках ничего было не разглядеть. Он слегка дотронулся до женщины ладонью: нет, всё было наяву! Неожиданно одеяло сползло с её колена, и стала видна нога в чёрном чулке.

Он смотрел и смотрел в её глаза, боясь отвернуться, оставив её у себя за спиной. «Больше всего в жизни бойся собак и женщин. Никогда не знаешь, что от них ждать, и не поймёшь, укусит или нет», – вспомнились ему слова матери.

На мгновение он сел на кровати спиной к незнакомке и тут же быстро обернулся и снова увидел ту же картину: нога в чёрном чулке и глаза, внимательно смотревшие на него. Одеяло было тонкое, и, ещё раз окинув её взглядом, он не мог не отметить, что по изгибам тела фигура женщины была красивой и необычайно привлекательной.

Он встал, походил по комнате, не отворачивая головы; её глаза неотрывно следили за ним, но голова оставалась неподвижной, и ни одного движения её тела он так и не увидел.

«Какой взгляд!» – подумал он, стоя посредине комнаты, и машинально пригладил свои редкие волосы.

Наконец он произнёс:

– Сейчас сварю кофе. – И по-прежнему не смог даже шелохнуться.

Неожиданно на кухне загремела посуда, и он метнулся туда в надежде, что, может быть, именно сейчас всё разъяснится. Там он увидел кота, гонявшего пустую миску по полу. «Проголодался, – подумал Василий Трофимович. – Хотя такого ещё не было, чтобы кот просил кушать среди ночи».

Быстро сварив кофе и почти бегом, чуть не споткнувшись о порог кухни, но всё-таки удержав равновесие, вбежал в комнату с кофейником и двумя чашками. Пора было решительно разобраться в сложившейся ситуации. Но… в комнате никого не было, хотя вся двуспальная кровать была смята, а одеяло лежало на полу.

Василий вернулся на кухню, налил себе кофе и стал вспоминать вчерашний вечер: «Ничего особенного вчера не было: посидели в кафе с сослуживцами, как и каждую пятницу, попили кофе, съели по паре пирожных и разошлись. Никакого алкоголя, никаких женщин. Затем сидел в порту. Путь до дома не помню, хотя тоже вроде без каких-либо событий. Дома лёг спать – и всё!»

«Померещится же такое! Ну как наяву! А женщина красивая, – подумал он. – И вроде я уже видел эти глаза».

Он стал вспоминать всех своих знакомых женщин: с кем работал, учился, командировки, поездки в отпуск, но никого похожего не было. «Может, галлюцинации? Надо выбросить всё это из головы и больше об этом не думать, а то действительно свихнёшься», – подумал он и на этом успокоился, отметив про себя, что шерсть на коте стояла дыбом и что мяукал тот как-то уж очень недружелюбно, да и скорее кот не играл с миской, а раздражённо швырял её по кухне.

Опять вспомнилось детство, мама. Отца он не помнил.

Когда врачи сообщили, что мальчик родился с отклонениями и, скорее всего, они будут прогрессировать и дальше, отец стал убеждать маму оставить ребёнка в роддоме. Мама наотрез отказалась расстаться с новорожденным сыном, и отец ушёл из семьи. Позже, через несколько лет, когда он, так и оставшись одиноким, начал пить, хотел вернуться в семью, но мать даже слушать его не стала. Она считала его уход предательством и простить этого не смогла. Опасения врачей оказались чересчур пессимистичными, и мальчик вырос вполне нормальным человеком, хотя и не без странностей. «А у кого их нет?» – думала мать. Он был чудаковат, доверчив и прост. Ни разу не был женат: отношения с женщинами как-то не складывались, всё искал какого-то идеала – идеала не внешности, а души, – может, оттого, что всех он сравнивал с мамой, которая и была для него идеалом, а никто не был даже близко похож на неё.

Наконец, немного придя в себя, помыл чашки и кофейник, в комнате отодвинул штору на окне, чтобы не было очень темно, лёг в кровать и снова уснул.